Легендарной актрисе Аде Николаевне Роговцевой 16 июля исполнилось 76 лет.
Незадолго до дня рождения Ада Николаевна презентовала вторую книгу воспоминаний - "Свидетельство о жизни". Можно много говорить об этой удивительной женщине и ее до боли щемящих мемуарах, которые должны были увидеть свет еще год назад, к юбилею, но были отложены из-за смерти горячо любимого сына Кости. А можно сказать коротко. Так, как сказал Роман Виктюк: "Роговцева пережила потерю театра, утрату близких… Но какие бы страшные испытания ни выпадали на ее долю, у Ады есть какое-то удивительное единение с землей и небом". Или как сказал Валентин Гафт, прочитав ее "Свидетельство…": "Сколько прожито, сколько пережито, какие люди рядом! И что это за сердце, столько вместившее, впитавшее: оно не просто помнит, оно участвует во всем, оно и пишет обо всем своей кровью".
"Артистический ген у меня от маминой мамы. Она бесконечно что-то разыгрывала"
"В августе 1937 года в Одессе, куда из города Глухова перебралась семья, происходили бесконечные споры, как назвать младенца, родившегося 16 июля… Сошлись на Людмиле. "Людмила Николаевна Роговцева" должно было стоять в метрике.
Регистрировать девочку в загс отправился отец новорожденной с братом матери. Дорогой в этот жаркий день Николай Иванович и Иван Митрофанович не пропустили ни одного пивного ларька. В результате из загса они вернулись с метрикой на имя АДДЫ. Адой звали тогдашнюю возлюбленную дяди Вани.
Моя мама пришла в неописуемый ужас. Мало того, что не Люда, а Ада, так еще и с ошибкой! Получив втык, папа и дядя Ваня поплелись назад исправлять. Так и зарегистрировали меня: Ада Николаевна Роговцева.
…В 11 месяцев я заболела одновременно корью, коклюшем и воспалением легких. Из больницы выписали без особых надежд: "Носите ее на руках, ни на минуту не кладите: задохнется!" Много суток подряд дежурили мои родные, передавая с рук на руки, и выносили мою жизнь…
…Наш дом в Глухове во время войны: ледяные полы, бесконечный холод… Лучшие комнаты заняты немцами… От них несло чужими запахами мужских тел, одеколона и, самое страшное, очень вкусно пахло то, что они ели - много, смачно… Мы жили впроголодь: сухари, маковый суп, заваренный кипятком крахмал, макуха - выжимки подсолнуха… Есть хотелось постоянно…
Мамину маму, бабушку Дарью Константиновну, называли Красной. Потому что была темно-рыжей, длинные, ниже пояса, густые волосы стягивала в тугой узел. Красавица, гордячка, неуемный темперамент… Я уверена, что артистический ген у меня от нее. Она постоянно выдумывала немыслимые истории, что-то бесконечно разыгрывала, корчила уморительные гримасы…
…Папина мама, Федора Дмитриевна, звалась Белой бабушкой. Потому что еще в молодости поседела до белизны. Спокойная, себе на уме, больше молчала… Прожила до 94-х лет, говорила, что помнит, "как вышла воля"… Родила 11 сыновей и одну дочку… Была верующей, ходила в церковь…
Когда я поступила в театральный институт, Белая бабушка дала мне на всю жизнь два профессиональных завета… Прихожу домой - никого. Бабушка, чтобы меня поцеловать, бежит умываться земляничным мылом… Только умывшись, подходила поприветствовать… Узнав, что буду артисткой, ахнула, перекрестила, трижды поцеловала и говорит: "Ну, шо ж… это така работа, шо там ничого не вкрадеш… соблазну не будет. Там легшее честным оставаться. Только ты ж смотри! Делай так: от казалось бы… - а от же ж воно як!" Кредо на всю жизнь. Просто система Станиславского: в добром ищи злое, в злом - доброе. Все сложнее, чем кажется…
…В первые же дни мой отец ушел на войну. Знал передовую, знал Сталинград… До войны спиртного в рот не брал, а вернувшись, пропивал зарплату регулярно, и мама сходила с ума, потому что нас нечем было кормить… Последние десять лет, что прожил в моем доме, был абсолютно непьющим, спокойным и добрым. Жил моей жизнью… И жалел меня, как никто другой… Последними его словами было: "Адочка, береги дом!"
…В Киеве после войны папа работал в охране Хрущева… Мама старалась привести в порядок квартиру… Были у нас и крысы, и мыши, и клопы - ужас моего детства, и тараканы. С крысами боролись просто: на ночь ванна набиралась до краев, и утром оттуда приходилось вылавливать утопленных крыс… Клопов морили еженедельно… А они ползли и ползли… Мама мыла, чистила, стирала, гладила, крахмалила, вываривала, дезинфицировала… Вылизывала нас и все вокруг…
Родилась мама в 1913 году, и выпали на ее долю только беды… Несла за всех крест и всех нас с нашими крестами несла на себе, пока смерть не остановила в 54 года. Надорвалась.
…В войну они с бабушкой… многих спасли от смерти: наш дом в Глухове стоял рядом с концлагерем, через огород… Подделывая документы, время от времени вымаливали пленного - как мужа, брата, сына, отца. И приходили эти полумертвые люди к нам в дом… Выхаживали, связывались с родными, и те забирали счастливчиков… После войны наша киевская квартира на Рейтарской была переполнена благодарными людьми…
"Легко отдавала все, что зарабатывала, а когда нужно было выходить в свет, занимала у подруг и одежду, и бриллианты"
…Все началось с трофейных фильмов… Восхитительные слова героини "Фиалки Монмартра"… дуэт Стасси и Бони из "Сильвы"… Все это я исполняла дома и на школьных вечерах. Выступления мои пользовались огромным успехом… И после школы подружки… почти насильно потащили меня сдавать документы в театральный.
Я была в панике: в чем идти?! Все детство и юность в заплатках, в тесной обуви… почти всегда - на размер меньше… До выпускного платья у меня ничего из одежды, кроме формы, не было… Долгие годы, уже став взрослой, я не могла себе позволить одеваться как хочу… Рядом были люди, у которых часто не хватало на хлеб. Я легко отдавала все, что зарабатывала, а когда нужно было выходить в свет, занимала у подруг и одежду, и бриллианты. Поскольку актрисы привычны к переодеваниям, я относилась к чужим костюмам, как персонаж пьесы…
У интеллигентных женщин моего поколения существует правило - выпендриваться нельзя. Всегда нужно быть одетой чуть-чуть скромнее, проще, строже остальных. Сейчас, когда слишком много бедных, да попросту нищих людей, срабатывает внутренний протест: демонстрировать богатство в бедной стране стыдно. Но, тем не менее: "По одежке встречают" и "Главное - чтобы костюмчик сидел!". По сути, с костюма, с платьица началась моя профессиональная творческая жизнь…
Для школьного новогоднего вечера в 1955 году нужно было придумать маскарадный костюм. Мы с Красной бабушкой замахнулись на королеву Марго… Из марли шили всей семьей… Платье удалось!.. Почему в маленькую школу в этот вечер пришел корреспондент "Вечернего Киева"? Почему именно меня он снял крупным планом? Так или иначе, но накануне года, в котором мне суждено было ступить на актерский путь, на первой странице одной из центральных газет появилась сияющая физиономия моей марлевой королевы Марго.
…На экзамене я читала монолог Гафийки из "Fata Morgana" М. Коцюбинского и "Катерину" Шевченко. Гафийка кормит кур и разговаривает с ними, рассказывая свою горькую жизнь прислуги в господском доме. Мне очень пригодилось тысячу раз слышанное от бабушки "Тип-тип-тип, типоньки мои! Куда-куда, хохлаточка? Ешьте, мои типуськи!" Комиссия улыбалась, поэтому, когда начала "Катерину", чувствовала себя поуверенней. По сюжету Катерина встречает бросившего ее с ребенком "москаля". Ее выгнали родители, она одна с младенцем, на холоде, без пристанища. Я читаю, вхожу в раж и падаю на колени. Тяну руки: "Иван! Иван!" Вся память моя ушла на это импровизированное коленопреклонение. Как шторка упала: никого не вижу, ничего не слышу и не помню, что же там дальше. Постояла в слезах перед экзаменаторами, на полусогнутых ногах вышла из зала и побрела по Крещатику домой… Слышу - меня кто-то догоняет: "Девочка! Девочка, вернись! Тебе пятерку поставили!" …Так решилась моя творческая судьба. Я стала студенткой…
…Третьего сентября к нам в институтскую аудиторию зашел ассистент режиссера фильма "Кровавый рассвет" по повести "Fata Morgana"… А через час я уже стояла перед режиссером-постановщиком… Художественным руководителем картины был великий украинский актер Амвросий Максимилианович Бучма… Не помню, о чем он спрашивал. Я тогда плохо понимала, что все это происходит со мной на самом деле. Сказал: "Конечно, берем эту девочку на роль Гафийки", - и поцеловал меня в лоб. В моем сердце навсегда осталась благодарность Гению за этот поцелуй, за это волшебное благословение.
…Ночная съемка… "Просыпайтесь, горе, вашему Андрею оторвало пальцы"… Лилия Гриценко, которая играла мать Гафийки, мгновенно включилась в игру - мужу пальцы оторвало! - запричитала, заплакала, заметалась на печи. А я с великим удивлением равнодушно смотрела на все, что происходит. "Ада, ты что? Почему не работаешь? Представь окровавленного отца, нищету, которая вас ждет… Ну, начали!" Я представила. Скорчила печальную гримаску и - ничего не получилось…
…Режиссер в конце концов остановил работу: "Ну что же, Ада, ничего не получается… Твою роль будет играть другая актриса. А ты подумай, может быть, поступишь на следующий год в другой институт, потому что мы не успели оформить твое разрешение на съемки и из театрального тебя отчислили".
Мне казалось в ту минуту, что я умру от горя. Слезы скатывались на Гафийкину холщовую рубаху, я хваталась за все углы на печи, за свою "маму Маланку", мне было невыносимо горько и страшно, в одну секунду я потеряла все, что так недавно стало моей жизнью. "Стоп! Снято! Молодец, Ада! Очень хорошо получилось".
Вся группа знала, что это режиссерский обман… А я тогда, на декоративной печке в пять часов утра в холодном съемочном павильоне, поняла, что быть убедительной и естественной без подключения сердца, души, головы, почек, наконец, - не шутка… Ее, Гафийкино, горе может сложиться только из моего горя…
А потом понеслось… За три года отснялась в девяти картинах, и снова судьба подарила мне чудо - театр… Каждый год - две-три премьеры, роли - главные, партнеры - уникальные мастера, те, перед кем преклонялась, у кого училась…
"Перед загсом Степанков прихлопнул дверцы машины вместе с моим мизинцем. Так я и расписалась с Костей кровью"
…Второй педагог по мастерству актера Кость Петрович Степанков… Меня возмущало, что в него, взрослого женатого красавца, были влюблены все девочки нашего курса и кокетничали с ним напропалую. Я даже собрала на первом курсе комсомольское собрание, на повестке дня которого было аморальное поведение сокурсниц…
А позже… будто свыше пришло понимание, что друг без друга мы жить не сможем… Я стала Костиной женой. Было у нас 100 рублей. Цветы, такси, московская колбаса, сыр, зелень, четвертушка коньяка и бутылка шампанского. Костя так нервничал, что, выпуская меня из машины перед загсом, прихлопнул дверцы вместе с моим мизинцем. Так я и расписалась с ним кровью…
Мы поженились в августе, а в сентябре Косте поставили страшный диагноз - открытый процесс туберкулеза. Полгода больниц, в течение которого то наступали улучшения, то возникала угроза жизни… Это был мой первый сезон в театре. Я была занята каждый Божий день… Плюс работа на радио, дубляжи фильмов, концерты… И дважды на дню между работами я носила еду в больницу, всякий раз надеясь, что и сегодня доктора смилостивятся и, нарушая предписания, впустят меня, здоровую, в коридор закрытой инфекционной больницы, где у горячей батареи мы с Костей сможем обняться и провести полчаса нашей семейной жизни…
…За год до смерти Кости Петровича, получив предложение от питерской антрепризы, я заныла, что буду отказываться… "Костя, роль маленькая, отрицательная: жалкая старуха, поющая в переходе и обворовывающая свою подругу. Как это играть, я не знаю!" На что Костя погладил меня по голове и, посмеиваясь, сказал: "Чего, Ада, ты в этой жизни еще не знаешь?"
Я не знала тогда, что осталось нам быть вместе меньше года. Не знала, что часы, подаренные мной на его 50-летие, будут идти без него по сей день. Не знала, что на "мое" место рядом с его могилой ляжет наш сын. Не знать бы.
…Кость Петрович мечтал о нашей "золотой свадьбе" и не дожил до нее четырех лет. За прожитые вместе 46 мы чаще были врозь, чем вместе: съемки, гастроли, концерты. Но всегда рвались домой. И мы создали этот наш Дом. Друг для друга, для детей, для моего отца, для Костиных мамы и сестры, для тех, кого любили мы, и тех, кто любил нас…
…Когда мы с Костей получили однокомнатную квартиру, долго не могли прийти в себя: наш дом! Как могли обставляли и вылизывали 15-метровую комнату и шестиметровую кухню. На первый Новый год в этой квартире поставили не одну, а две елки. Одна - нежная елочка в золотых шарах, вторая - сосна, на которую Костя подвесил "мерзавчики" (стограммовые бутылочки водки), таранку, кольцо колбасы и украсил калиной. Чудачили, радовались, ждали ребенка, мечтали о елках уже для него. Их, этих елок для Костика (сын Роговцевой и Степанкова. - Ред.), а потом и для Кати (дочь. - Ред.) было много, и все - под потолок…
…Потом уже не две, а четыре елки ставили в нашей семье: у меня, у Костика, у Кати в Москве и обязательно в деревне, там я сама вырубаю сосенку, сама наряжаю игрушками и обязательно калиной. Как меня на все это хватало при запредельной усталости - не знаю. Но все успевала, и веселилась, и радовалась.
Радовались мы и собравшись всей семьей на Новый 2012-й в Карпатах - Костя с женой и дочкой Дашей, Катя с мужем и двумя сыновьями - Алешей и полугодовалым Матвеем. Елки не было. Смеялись: хочешь елку - смотри в окно. Я провела вместе с детьми и внуками… несколько дней. Последних легких дней моей жизни. Сразу после Нового года заболел мой сын, а через полгода его не стало… Между мной и Костей не перерезали пуповину. Самым большим моим удивлением в жизни стало то, что я живу после него…
Сейчас у меня нет озноба от предвкушения праздника, и не так остро пахнет хвоя, и много-много всякого "не так", но глаза моих внуков сияют, как мои когда-то, и ждут они подарков с таким же нетерпением, как и я ждала… Господи, дай силы и возможность дарить им все, о чем они мечтают.
"Роман Виктюк приказывал мне ложиться на пол и сворачиваться улиткой"
…За 55 лет профессиональной жизни я встретилась с очень многими талантливыми режиссерами, но изредка случались встречи особенные, во многом определившие мою творческую судьбу… Такой была наша встреча с Эдуардом Марковичем Митницким… "Варшавская мелодия". Эта постановка стала главным событием в моей актерской биографии. Свою героиню Гелену я сыграла 670 раз…
После генеральной репетиции спектакля Эдуард Маркович сказал: "Ну вот, завтра ты проснешься знаменитой". И я проснулась знаменитой. Мне было 30 лет… Я глубоко благодарна режиссеру, который поверил в меня… и подарил мне роль моей жизни…
…А Роман Виктюк со спектаклем "Священные чудовища" подарил мне Эстер. Виктюк и сам "Священное чудовище".
Рома в моей жизни появился, как будто всегда был. Вокруг его имени много разговоров. Каждый в нашей театральной среде считал своим долгом оценивать его спектакли, его переходы из театра в театр, его манеру поведения… Ходили легенды о том, как замечательно он репетирует. И вот он пришел ставить "Священные чудовища" Жана Кокто к моему 50-летию в тогда еще мой театр имени Леси Украинки. Я растерялась. Варпаховский, Нэлли, Соколов, Митницкий, Резникович - такие разные театральные режиссеры, но работали они в знакомой мне, привычной манере - психологический театр. А тут в первый день Роман все перевернул вверх тормашками… Приказывал делать что-то очень странное: "Ложись на пол. Свернись улиткой. У тебя схватки. Ты рожаешь свою любовь. Ори, ори громче! По правде ори, ты же рожала - знаешь!" И я "рожала" свою Эстер - вторую, после Гелены из "Варшавской мелодии", роль моей жизни!..
Я сделала с Романом четыре главных роли… Режиссер от Бога!
…Моя дочь и зять 15 лет проработали в театре Виктюка. Мой внук, начинающий оператор, первые свои фоторепортажи делал за кулисами, на репетициях и спектаклях Романа. У нас виктюковский дом!
"По умершим тоскую мучительно. Захлебываюсь любовью к детям и внукам"
2011 год. Лето. Приезжаю из Москвы с гастролей, прямо с вокзала еду на съемку за город, а вечером - спектакль на Левом берегу. Созваниваюсь с домом, прошу Катю собрать мне косметику и украшения и передать с нашим водителем прямо в театр. Катя говорит, что приедет сама. Она на девятом месяце беременности, но на свой спектакль приезжает - смотрит, делает замечания.
Целый день я работаю, меня привозят прямо к спектаклю. Косметика и кораллы для моей героини уже на гримировальном столике. Кати не видно… За пять минут до начала набираю номер ее телефона: "Катюша, ты не приехала, как ты?" - "Мама, я родила тебе еще одного внука". Ору: "Когда?!!" - "Только что. Пять минут назад". Звучит третий звонок, и я бегу на сцену играть Катин спектакль…
…Через час после окончания я в роддоме. Вручив доктору, принявшему Катиного сына, все полученные от зрителей цветы, я склоняюсь над Матвеем…
Сейчас ему два года. Он уже вырос из первой своей вышиванки, привезенной из Косова другой его бабушкой, Леной Скляренко - актрисой Львовского ТЮЗа. Бежит мне навстречу с криком "Ада!", берет за руку, ведет к своим игрушкам, рассказывает про "тахтор"… Первые его осмысленные слова, неповторимые интонации, рожицы, заливистый смех, его игрушки заполонившие дом, - луч жизни в плотном, густом, как туман, трауре, упавшем на нашу семью…
Наш дом - фантасмагорическое устройство. На кухне я работаю над книгой. Рядом Катя отбирает музыку для нового спектакля. Внук Алеша приходит мешать нам, показывает восхитительные пейзажи… В проходной комнате мой бывший зять Тарас обсуждает с нынешним моим зятем Алексеем оформление спектакля, над которым вместе работают. Бьют Петровичины часы. Звонит телефон: моя невестка Оля Семешкина, главный балетмейстер театра Франко, приглашает на премьеру, рассказывает, что Дашка, моя 12-летняя внучка, по-взрослому устает, играя в новогодней "Мэри Поппинс" по три спектакля в день. В Алешиной комнате собирается на съемку Роза Аль-Намри - его девушка… Звучат обрывки текстов, музыки, мелькают картинки фотографий, эскизов…
Много лет назад Ирина Молостова (легендарный режиссeр оперных и драматических спектаклей. - Ред. ), несколько раз забежав ко мне среди дня, была в недоумении… "Ада, как ты можешь жить на базаре?" Тогда я ответила: "Я люблю этот базар". А сейчас могу добавить: благодаря ему я в свои 76 не одинока…
…Вспоминать обо мне будут по-разному.
Что я сама вспоминаю о себе, прожив 75 лет? Была, по словам родителей, толстым ребенком с ямочками на щеках. Улыбалась круглосуточно, была, ненадоедливой, уступчивой.
В школе те, с кем дружила, любили, остальные - не приставали. Никогда никто не обидел. А может быть, в силу характера не помню обид. И сейчас не держу зла на обидчиков - забываю, облегчает жизнь.
Легко расставалась с игрушками, а потом и с потерянными или украденными даже дорогими вещами. Училась легко, а школа и сейчас снится в устрашающих снах…
Была максималисткой. Рьяно отстаивала справедливость, добро, целомудрие… Но влюбилась в институте в педагога, он ушел из семьи, оставил маленького ребенка. Это была любовь. Говорят, она всегда права, а чувство вины не оставляло меня всю жизнь.
Не люблю разборок, ссор, скандалов и всю жизнь пытаюсь всех унять, умаслить, передурить, только бы было тихо. Сама взрываюсь редко, но, говорят, страшно. Зверею. Знаю это в себе, боюсь таких проявлений. Прощения просить не стесняюсь. От других извинений не требую…
Старость принимаю трудно. Злит фигура и лицо. Хочется, чтобы глаза видели, как раньше, и зубы кусали, что хочется. Это нелепо, но мысли об этом постоянны.
Любовь… В детстве любила всех, восхищалась всеми. Костю полюбила - как будто второй раз родилась…
Странно, но не вспоминаю, что была бедна… Легко одалживала, но отдавала в срок. Легко и часто даю взаймы, легко и часто забываю, кто что должен.
На земле люблю все: каждую травку, каждый листик. И росу, и изморозь. Дождь и снег. Солнце - моя потребность. Зверьe люблю, но душа моя с людьми. Ночей побаиваюсь, темноты не люблю. Глубин не люблю - морских, подземных, только людские.
Принимаю и отпускаю людей легко. По умершим тоскую мучительно. Захлебываюсь любовью к детям и внукам…
Велосипед! Мечта моего детства. Гоняла по улицам Киева, лихачила на чужих. Никогда своего не имела. Первые велосипеды мои трое внуков получили от меня…
Не знаю, сколько у меня чего в доме: белья, посуды… Не потому, что много, - не люблю считать! Ни сколько было ролей в кино, в театре, на радио… Леплю вареники, пеку пироги - никогда не знаю, сколько получилось… Не считаю".
По материалам "Факты"
Незадолго до дня рождения Ада Николаевна презентовала вторую книгу воспоминаний - "Свидетельство о жизни". Можно много говорить об этой удивительной женщине и ее до боли щемящих мемуарах, которые должны были увидеть свет еще год назад, к юбилею, но были отложены из-за смерти горячо любимого сына Кости. А можно сказать коротко. Так, как сказал Роман Виктюк: "Роговцева пережила потерю театра, утрату близких… Но какие бы страшные испытания ни выпадали на ее долю, у Ады есть какое-то удивительное единение с землей и небом". Или как сказал Валентин Гафт, прочитав ее "Свидетельство…": "Сколько прожито, сколько пережито, какие люди рядом! И что это за сердце, столько вместившее, впитавшее: оно не просто помнит, оно участвует во всем, оно и пишет обо всем своей кровью".
"Артистический ген у меня от маминой мамы. Она бесконечно что-то разыгрывала"
"В августе 1937 года в Одессе, куда из города Глухова перебралась семья, происходили бесконечные споры, как назвать младенца, родившегося 16 июля… Сошлись на Людмиле. "Людмила Николаевна Роговцева" должно было стоять в метрике.
Регистрировать девочку в загс отправился отец новорожденной с братом матери. Дорогой в этот жаркий день Николай Иванович и Иван Митрофанович не пропустили ни одного пивного ларька. В результате из загса они вернулись с метрикой на имя АДДЫ. Адой звали тогдашнюю возлюбленную дяди Вани.
Моя мама пришла в неописуемый ужас. Мало того, что не Люда, а Ада, так еще и с ошибкой! Получив втык, папа и дядя Ваня поплелись назад исправлять. Так и зарегистрировали меня: Ада Николаевна Роговцева.
…В 11 месяцев я заболела одновременно корью, коклюшем и воспалением легких. Из больницы выписали без особых надежд: "Носите ее на руках, ни на минуту не кладите: задохнется!" Много суток подряд дежурили мои родные, передавая с рук на руки, и выносили мою жизнь…
…Наш дом в Глухове во время войны: ледяные полы, бесконечный холод… Лучшие комнаты заняты немцами… От них несло чужими запахами мужских тел, одеколона и, самое страшное, очень вкусно пахло то, что они ели - много, смачно… Мы жили впроголодь: сухари, маковый суп, заваренный кипятком крахмал, макуха - выжимки подсолнуха… Есть хотелось постоянно…
Мамину маму, бабушку Дарью Константиновну, называли Красной. Потому что была темно-рыжей, длинные, ниже пояса, густые волосы стягивала в тугой узел. Красавица, гордячка, неуемный темперамент… Я уверена, что артистический ген у меня от нее. Она постоянно выдумывала немыслимые истории, что-то бесконечно разыгрывала, корчила уморительные гримасы…
…Папина мама, Федора Дмитриевна, звалась Белой бабушкой. Потому что еще в молодости поседела до белизны. Спокойная, себе на уме, больше молчала… Прожила до 94-х лет, говорила, что помнит, "как вышла воля"… Родила 11 сыновей и одну дочку… Была верующей, ходила в церковь…
Когда я поступила в театральный институт, Белая бабушка дала мне на всю жизнь два профессиональных завета… Прихожу домой - никого. Бабушка, чтобы меня поцеловать, бежит умываться земляничным мылом… Только умывшись, подходила поприветствовать… Узнав, что буду артисткой, ахнула, перекрестила, трижды поцеловала и говорит: "Ну, шо ж… это така работа, шо там ничого не вкрадеш… соблазну не будет. Там легшее честным оставаться. Только ты ж смотри! Делай так: от казалось бы… - а от же ж воно як!" Кредо на всю жизнь. Просто система Станиславского: в добром ищи злое, в злом - доброе. Все сложнее, чем кажется…
…В первые же дни мой отец ушел на войну. Знал передовую, знал Сталинград… До войны спиртного в рот не брал, а вернувшись, пропивал зарплату регулярно, и мама сходила с ума, потому что нас нечем было кормить… Последние десять лет, что прожил в моем доме, был абсолютно непьющим, спокойным и добрым. Жил моей жизнью… И жалел меня, как никто другой… Последними его словами было: "Адочка, береги дом!"
…В Киеве после войны папа работал в охране Хрущева… Мама старалась привести в порядок квартиру… Были у нас и крысы, и мыши, и клопы - ужас моего детства, и тараканы. С крысами боролись просто: на ночь ванна набиралась до краев, и утром оттуда приходилось вылавливать утопленных крыс… Клопов морили еженедельно… А они ползли и ползли… Мама мыла, чистила, стирала, гладила, крахмалила, вываривала, дезинфицировала… Вылизывала нас и все вокруг…
Родилась мама в 1913 году, и выпали на ее долю только беды… Несла за всех крест и всех нас с нашими крестами несла на себе, пока смерть не остановила в 54 года. Надорвалась.
…В войну они с бабушкой… многих спасли от смерти: наш дом в Глухове стоял рядом с концлагерем, через огород… Подделывая документы, время от времени вымаливали пленного - как мужа, брата, сына, отца. И приходили эти полумертвые люди к нам в дом… Выхаживали, связывались с родными, и те забирали счастливчиков… После войны наша киевская квартира на Рейтарской была переполнена благодарными людьми…
"Легко отдавала все, что зарабатывала, а когда нужно было выходить в свет, занимала у подруг и одежду, и бриллианты"
…Все началось с трофейных фильмов… Восхитительные слова героини "Фиалки Монмартра"… дуэт Стасси и Бони из "Сильвы"… Все это я исполняла дома и на школьных вечерах. Выступления мои пользовались огромным успехом… И после школы подружки… почти насильно потащили меня сдавать документы в театральный.
Я была в панике: в чем идти?! Все детство и юность в заплатках, в тесной обуви… почти всегда - на размер меньше… До выпускного платья у меня ничего из одежды, кроме формы, не было… Долгие годы, уже став взрослой, я не могла себе позволить одеваться как хочу… Рядом были люди, у которых часто не хватало на хлеб. Я легко отдавала все, что зарабатывала, а когда нужно было выходить в свет, занимала у подруг и одежду, и бриллианты. Поскольку актрисы привычны к переодеваниям, я относилась к чужим костюмам, как персонаж пьесы…
У интеллигентных женщин моего поколения существует правило - выпендриваться нельзя. Всегда нужно быть одетой чуть-чуть скромнее, проще, строже остальных. Сейчас, когда слишком много бедных, да попросту нищих людей, срабатывает внутренний протест: демонстрировать богатство в бедной стране стыдно. Но, тем не менее: "По одежке встречают" и "Главное - чтобы костюмчик сидел!". По сути, с костюма, с платьица началась моя профессиональная творческая жизнь…
Для школьного новогоднего вечера в 1955 году нужно было придумать маскарадный костюм. Мы с Красной бабушкой замахнулись на королеву Марго… Из марли шили всей семьей… Платье удалось!.. Почему в маленькую школу в этот вечер пришел корреспондент "Вечернего Киева"? Почему именно меня он снял крупным планом? Так или иначе, но накануне года, в котором мне суждено было ступить на актерский путь, на первой странице одной из центральных газет появилась сияющая физиономия моей марлевой королевы Марго.
…На экзамене я читала монолог Гафийки из "Fata Morgana" М. Коцюбинского и "Катерину" Шевченко. Гафийка кормит кур и разговаривает с ними, рассказывая свою горькую жизнь прислуги в господском доме. Мне очень пригодилось тысячу раз слышанное от бабушки "Тип-тип-тип, типоньки мои! Куда-куда, хохлаточка? Ешьте, мои типуськи!" Комиссия улыбалась, поэтому, когда начала "Катерину", чувствовала себя поуверенней. По сюжету Катерина встречает бросившего ее с ребенком "москаля". Ее выгнали родители, она одна с младенцем, на холоде, без пристанища. Я читаю, вхожу в раж и падаю на колени. Тяну руки: "Иван! Иван!" Вся память моя ушла на это импровизированное коленопреклонение. Как шторка упала: никого не вижу, ничего не слышу и не помню, что же там дальше. Постояла в слезах перед экзаменаторами, на полусогнутых ногах вышла из зала и побрела по Крещатику домой… Слышу - меня кто-то догоняет: "Девочка! Девочка, вернись! Тебе пятерку поставили!" …Так решилась моя творческая судьба. Я стала студенткой…
…Третьего сентября к нам в институтскую аудиторию зашел ассистент режиссера фильма "Кровавый рассвет" по повести "Fata Morgana"… А через час я уже стояла перед режиссером-постановщиком… Художественным руководителем картины был великий украинский актер Амвросий Максимилианович Бучма… Не помню, о чем он спрашивал. Я тогда плохо понимала, что все это происходит со мной на самом деле. Сказал: "Конечно, берем эту девочку на роль Гафийки", - и поцеловал меня в лоб. В моем сердце навсегда осталась благодарность Гению за этот поцелуй, за это волшебное благословение.
…Ночная съемка… "Просыпайтесь, горе, вашему Андрею оторвало пальцы"… Лилия Гриценко, которая играла мать Гафийки, мгновенно включилась в игру - мужу пальцы оторвало! - запричитала, заплакала, заметалась на печи. А я с великим удивлением равнодушно смотрела на все, что происходит. "Ада, ты что? Почему не работаешь? Представь окровавленного отца, нищету, которая вас ждет… Ну, начали!" Я представила. Скорчила печальную гримаску и - ничего не получилось…
…Режиссер в конце концов остановил работу: "Ну что же, Ада, ничего не получается… Твою роль будет играть другая актриса. А ты подумай, может быть, поступишь на следующий год в другой институт, потому что мы не успели оформить твое разрешение на съемки и из театрального тебя отчислили".
Мне казалось в ту минуту, что я умру от горя. Слезы скатывались на Гафийкину холщовую рубаху, я хваталась за все углы на печи, за свою "маму Маланку", мне было невыносимо горько и страшно, в одну секунду я потеряла все, что так недавно стало моей жизнью. "Стоп! Снято! Молодец, Ада! Очень хорошо получилось".
Вся группа знала, что это режиссерский обман… А я тогда, на декоративной печке в пять часов утра в холодном съемочном павильоне, поняла, что быть убедительной и естественной без подключения сердца, души, головы, почек, наконец, - не шутка… Ее, Гафийкино, горе может сложиться только из моего горя…
А потом понеслось… За три года отснялась в девяти картинах, и снова судьба подарила мне чудо - театр… Каждый год - две-три премьеры, роли - главные, партнеры - уникальные мастера, те, перед кем преклонялась, у кого училась…
"Перед загсом Степанков прихлопнул дверцы машины вместе с моим мизинцем. Так я и расписалась с Костей кровью"
…Второй педагог по мастерству актера Кость Петрович Степанков… Меня возмущало, что в него, взрослого женатого красавца, были влюблены все девочки нашего курса и кокетничали с ним напропалую. Я даже собрала на первом курсе комсомольское собрание, на повестке дня которого было аморальное поведение сокурсниц…
А позже… будто свыше пришло понимание, что друг без друга мы жить не сможем… Я стала Костиной женой. Было у нас 100 рублей. Цветы, такси, московская колбаса, сыр, зелень, четвертушка коньяка и бутылка шампанского. Костя так нервничал, что, выпуская меня из машины перед загсом, прихлопнул дверцы вместе с моим мизинцем. Так я и расписалась с ним кровью…
Мы поженились в августе, а в сентябре Косте поставили страшный диагноз - открытый процесс туберкулеза. Полгода больниц, в течение которого то наступали улучшения, то возникала угроза жизни… Это был мой первый сезон в театре. Я была занята каждый Божий день… Плюс работа на радио, дубляжи фильмов, концерты… И дважды на дню между работами я носила еду в больницу, всякий раз надеясь, что и сегодня доктора смилостивятся и, нарушая предписания, впустят меня, здоровую, в коридор закрытой инфекционной больницы, где у горячей батареи мы с Костей сможем обняться и провести полчаса нашей семейной жизни…
…За год до смерти Кости Петровича, получив предложение от питерской антрепризы, я заныла, что буду отказываться… "Костя, роль маленькая, отрицательная: жалкая старуха, поющая в переходе и обворовывающая свою подругу. Как это играть, я не знаю!" На что Костя погладил меня по голове и, посмеиваясь, сказал: "Чего, Ада, ты в этой жизни еще не знаешь?"
Я не знала тогда, что осталось нам быть вместе меньше года. Не знала, что часы, подаренные мной на его 50-летие, будут идти без него по сей день. Не знала, что на "мое" место рядом с его могилой ляжет наш сын. Не знать бы.
…Кость Петрович мечтал о нашей "золотой свадьбе" и не дожил до нее четырех лет. За прожитые вместе 46 мы чаще были врозь, чем вместе: съемки, гастроли, концерты. Но всегда рвались домой. И мы создали этот наш Дом. Друг для друга, для детей, для моего отца, для Костиных мамы и сестры, для тех, кого любили мы, и тех, кто любил нас…
…Когда мы с Костей получили однокомнатную квартиру, долго не могли прийти в себя: наш дом! Как могли обставляли и вылизывали 15-метровую комнату и шестиметровую кухню. На первый Новый год в этой квартире поставили не одну, а две елки. Одна - нежная елочка в золотых шарах, вторая - сосна, на которую Костя подвесил "мерзавчики" (стограммовые бутылочки водки), таранку, кольцо колбасы и украсил калиной. Чудачили, радовались, ждали ребенка, мечтали о елках уже для него. Их, этих елок для Костика (сын Роговцевой и Степанкова. - Ред.), а потом и для Кати (дочь. - Ред.) было много, и все - под потолок…
…Потом уже не две, а четыре елки ставили в нашей семье: у меня, у Костика, у Кати в Москве и обязательно в деревне, там я сама вырубаю сосенку, сама наряжаю игрушками и обязательно калиной. Как меня на все это хватало при запредельной усталости - не знаю. Но все успевала, и веселилась, и радовалась.
Радовались мы и собравшись всей семьей на Новый 2012-й в Карпатах - Костя с женой и дочкой Дашей, Катя с мужем и двумя сыновьями - Алешей и полугодовалым Матвеем. Елки не было. Смеялись: хочешь елку - смотри в окно. Я провела вместе с детьми и внуками… несколько дней. Последних легких дней моей жизни. Сразу после Нового года заболел мой сын, а через полгода его не стало… Между мной и Костей не перерезали пуповину. Самым большим моим удивлением в жизни стало то, что я живу после него…
Сейчас у меня нет озноба от предвкушения праздника, и не так остро пахнет хвоя, и много-много всякого "не так", но глаза моих внуков сияют, как мои когда-то, и ждут они подарков с таким же нетерпением, как и я ждала… Господи, дай силы и возможность дарить им все, о чем они мечтают.
"Роман Виктюк приказывал мне ложиться на пол и сворачиваться улиткой"
…За 55 лет профессиональной жизни я встретилась с очень многими талантливыми режиссерами, но изредка случались встречи особенные, во многом определившие мою творческую судьбу… Такой была наша встреча с Эдуардом Марковичем Митницким… "Варшавская мелодия". Эта постановка стала главным событием в моей актерской биографии. Свою героиню Гелену я сыграла 670 раз…
После генеральной репетиции спектакля Эдуард Маркович сказал: "Ну вот, завтра ты проснешься знаменитой". И я проснулась знаменитой. Мне было 30 лет… Я глубоко благодарна режиссеру, который поверил в меня… и подарил мне роль моей жизни…
…А Роман Виктюк со спектаклем "Священные чудовища" подарил мне Эстер. Виктюк и сам "Священное чудовище".
Рома в моей жизни появился, как будто всегда был. Вокруг его имени много разговоров. Каждый в нашей театральной среде считал своим долгом оценивать его спектакли, его переходы из театра в театр, его манеру поведения… Ходили легенды о том, как замечательно он репетирует. И вот он пришел ставить "Священные чудовища" Жана Кокто к моему 50-летию в тогда еще мой театр имени Леси Украинки. Я растерялась. Варпаховский, Нэлли, Соколов, Митницкий, Резникович - такие разные театральные режиссеры, но работали они в знакомой мне, привычной манере - психологический театр. А тут в первый день Роман все перевернул вверх тормашками… Приказывал делать что-то очень странное: "Ложись на пол. Свернись улиткой. У тебя схватки. Ты рожаешь свою любовь. Ори, ори громче! По правде ори, ты же рожала - знаешь!" И я "рожала" свою Эстер - вторую, после Гелены из "Варшавской мелодии", роль моей жизни!..
Я сделала с Романом четыре главных роли… Режиссер от Бога!
…Моя дочь и зять 15 лет проработали в театре Виктюка. Мой внук, начинающий оператор, первые свои фоторепортажи делал за кулисами, на репетициях и спектаклях Романа. У нас виктюковский дом!
"По умершим тоскую мучительно. Захлебываюсь любовью к детям и внукам"
2011 год. Лето. Приезжаю из Москвы с гастролей, прямо с вокзала еду на съемку за город, а вечером - спектакль на Левом берегу. Созваниваюсь с домом, прошу Катю собрать мне косметику и украшения и передать с нашим водителем прямо в театр. Катя говорит, что приедет сама. Она на девятом месяце беременности, но на свой спектакль приезжает - смотрит, делает замечания.
Целый день я работаю, меня привозят прямо к спектаклю. Косметика и кораллы для моей героини уже на гримировальном столике. Кати не видно… За пять минут до начала набираю номер ее телефона: "Катюша, ты не приехала, как ты?" - "Мама, я родила тебе еще одного внука". Ору: "Когда?!!" - "Только что. Пять минут назад". Звучит третий звонок, и я бегу на сцену играть Катин спектакль…
…Через час после окончания я в роддоме. Вручив доктору, принявшему Катиного сына, все полученные от зрителей цветы, я склоняюсь над Матвеем…
Сейчас ему два года. Он уже вырос из первой своей вышиванки, привезенной из Косова другой его бабушкой, Леной Скляренко - актрисой Львовского ТЮЗа. Бежит мне навстречу с криком "Ада!", берет за руку, ведет к своим игрушкам, рассказывает про "тахтор"… Первые его осмысленные слова, неповторимые интонации, рожицы, заливистый смех, его игрушки заполонившие дом, - луч жизни в плотном, густом, как туман, трауре, упавшем на нашу семью…
Наш дом - фантасмагорическое устройство. На кухне я работаю над книгой. Рядом Катя отбирает музыку для нового спектакля. Внук Алеша приходит мешать нам, показывает восхитительные пейзажи… В проходной комнате мой бывший зять Тарас обсуждает с нынешним моим зятем Алексеем оформление спектакля, над которым вместе работают. Бьют Петровичины часы. Звонит телефон: моя невестка Оля Семешкина, главный балетмейстер театра Франко, приглашает на премьеру, рассказывает, что Дашка, моя 12-летняя внучка, по-взрослому устает, играя в новогодней "Мэри Поппинс" по три спектакля в день. В Алешиной комнате собирается на съемку Роза Аль-Намри - его девушка… Звучат обрывки текстов, музыки, мелькают картинки фотографий, эскизов…
Много лет назад Ирина Молостова (легендарный режиссeр оперных и драматических спектаклей. - Ред. ), несколько раз забежав ко мне среди дня, была в недоумении… "Ада, как ты можешь жить на базаре?" Тогда я ответила: "Я люблю этот базар". А сейчас могу добавить: благодаря ему я в свои 76 не одинока…
…Вспоминать обо мне будут по-разному.
Что я сама вспоминаю о себе, прожив 75 лет? Была, по словам родителей, толстым ребенком с ямочками на щеках. Улыбалась круглосуточно, была, ненадоедливой, уступчивой.
В школе те, с кем дружила, любили, остальные - не приставали. Никогда никто не обидел. А может быть, в силу характера не помню обид. И сейчас не держу зла на обидчиков - забываю, облегчает жизнь.
Легко расставалась с игрушками, а потом и с потерянными или украденными даже дорогими вещами. Училась легко, а школа и сейчас снится в устрашающих снах…
Была максималисткой. Рьяно отстаивала справедливость, добро, целомудрие… Но влюбилась в институте в педагога, он ушел из семьи, оставил маленького ребенка. Это была любовь. Говорят, она всегда права, а чувство вины не оставляло меня всю жизнь.
Не люблю разборок, ссор, скандалов и всю жизнь пытаюсь всех унять, умаслить, передурить, только бы было тихо. Сама взрываюсь редко, но, говорят, страшно. Зверею. Знаю это в себе, боюсь таких проявлений. Прощения просить не стесняюсь. От других извинений не требую…
Старость принимаю трудно. Злит фигура и лицо. Хочется, чтобы глаза видели, как раньше, и зубы кусали, что хочется. Это нелепо, но мысли об этом постоянны.
Любовь… В детстве любила всех, восхищалась всеми. Костю полюбила - как будто второй раз родилась…
Странно, но не вспоминаю, что была бедна… Легко одалживала, но отдавала в срок. Легко и часто даю взаймы, легко и часто забываю, кто что должен.
На земле люблю все: каждую травку, каждый листик. И росу, и изморозь. Дождь и снег. Солнце - моя потребность. Зверьe люблю, но душа моя с людьми. Ночей побаиваюсь, темноты не люблю. Глубин не люблю - морских, подземных, только людские.
Принимаю и отпускаю людей легко. По умершим тоскую мучительно. Захлебываюсь любовью к детям и внукам…
Велосипед! Мечта моего детства. Гоняла по улицам Киева, лихачила на чужих. Никогда своего не имела. Первые велосипеды мои трое внуков получили от меня…
Не знаю, сколько у меня чего в доме: белья, посуды… Не потому, что много, - не люблю считать! Ни сколько было ролей в кино, в театре, на радио… Леплю вареники, пеку пироги - никогда не знаю, сколько получилось… Не считаю".
По материалам "Факты"
