Как сын сварщика и домохозяйки может получить премии “Актер года”, “Лучший режиссер”, “Лучший актер” и “Икона кинематографа”? Ответ один: надо быть Гари Олдменом.
Популярность Гари Олдмену принесли роли злодеев. Он был Дракулой (фильм “Дракула”), дьяволом (клип Since I Don’t Have You группы Gun’s N’Roses), сутенером в “Настоящей любви”, садистом-надзирателем в “Убийстве первой степени”, главным злодеем в “Пятом элементе"… Обо всех этих ролях невольно вспоминаешь при личной встрече с Олдменом, где-то даже шевелится опасливое: а вдруг есть в нем что-то от его персонажей? Но Гари с первых же слов развеивает это ощущение. Утверждает, что на самом деле он человек мягкий и уступчивый, откровенно рассказывает о борьбе с алкоголизмом и совершенно не считает, что актер должен вживаться в каждую роль.
- Гари, я, наверное, не первая, кто начнет разговор с вопроса о вашем амплуа "главного злодея"... Вряд ли вы ответите честно, и всё же – в вашем характере есть что-то такое, что заставляет режиссеров предлагать вам такие роли? Вы действительно считаете себя "скромным и очень деликатным человеком", как не раз говорили, или кокетничаете?
- Ну что вы! (Хохочет.) В жизни я человек скромный и очень деликатный. Хоть чем могу поклясться – это именно так. Всю свою жизнь я считал себя застенчивым, мягким и уступчивым человеком. Пока как-то на съемках моя партнерша по площадке Вайнона Райдер не сказала мне довольно раздраженно: "Бог мой, Гари, ты излучаешь такую интенсивную энергию, что это переходит в негатив". Вот тебе и раз! Перевернула все мои представления о себе самом. Но ведь это не "негатив" – просто я так работаю, со страстью. А в остальном я белый и пушистый!
- Вы – британец, но живете и работаете в Америке. Вам там комфортнее?
- Нельзя сказать, что я совсем "обамериканился", но помню, что когда впервые приехал в Нью-Йорк, то сразу почувствовал себя как дома. Я так и сказал себе: "Это мой город, мне тут нравится, и я буду здесь жить".
- Поэтому сейчас вы живете в Лос-Анджелесе?
- Там моя работа. А Нью-Йорк слишком далеко от Голливуда. Так что туда не наездишься.
- У вас много ролей вроде Сириуса Блэка (сага о Гарри Поттере) или Дракулы – требующих такого грима, что под ним вас и узнать-то трудно. Каково играть такие роли? Можно спрятаться за гримом?
- Можно спрятаться везде - было бы желание! У меня такого желания никогда не возникало. Наоборот, в десятиминутной роли Дрексла Спайви (фильм "Настоящая любовь") я выложился на все сто. Я сам себе заплел косички, сходил к дантисту, чтобы он мне сделал соответствующий протез, даже сам сконструировал искусственный глаз и носил его. Не беда, что роль маленькая! Главное – она должна быть заметной. А вот когда мне предложили роль Бетховена в "Бессмертной возлюбленной", я в сердцах воскликнул: "Ну можно мне хоть раз сыграть роль, для которой не нужно ставить волосы дыбом и вообще выглядеть как сумасшедший дикобраз"?
- И что?
- На это мне ответили: "Да ты хоть сценарий почитай!" Оказалось, что там всё прилично. (Смеется.)
- Как-то вы сказали, что не режиссеров и продюсеров нужно на руках носить, а человека с камерой. За что оператору такая честь?
-Да потому что всё от него зависит. Любой самый великолепный режиссерский замысел может изувечить камера, если тот, кто ее ведет, этого захочет. Чуть ниже фокус или чуть выше – и всё! Совсем не тот эффект. Только камерой можно трагические реплики актера превратить в комические и наоборот. Среди этих незаметных трудяг есть настоящие гении и истинные энтузиасты своего дела. Как-то я наблюдал за съемками уж не помню какого фильма (сам я в нем занят не был). Снимали сцену пожара. Так камера проехала сквозь огонь только для того, чтобы снять лицо героя с близкого расстояния в ореоле огня. Когда камера выехала оттуда, у кинооператора горели волосы, а он этого даже не заметил – так был счастлив, что сделал удачный и редкий кадр. Кроме того, все эти технические усовершенствования на съемках – работа не инженеров, а операторов. Кто-нибудь, наблюдая за необычными съемками, задумывался: а как же это снимали? Всё это фантазия операторов. Вот почему я их так уважаю. Даже больше, чем некоторых продюсеров!
- Вы никогда не стремились играть только главные роли, в вашем репертуаре есть и совсем маленькие. Что это – актерская всеядность?
- Просто я считаю, что если всё время играть главные роли, то можно очень быстро сгореть. То есть через короткий промежуток времени окажется, что ты уже всё сказал и показал. Дальше идти некуда, нечего сказать аудитории. Да и нет ролей главных или не главных. Все одинаково важны. Если актер требует себе только главные роли и обижается, когда ему предлагают что-то интересное, но маленькое, то тут два варианта – либо этот человек глуп, либо у него мания величия в последней стадии. Еще вот кого не люблю – актеров, которые вживаются в каждую роль. Так и хочется сказать: "Ты, парень, давно у психиатра был?" Если человек начинает верить, что он и есть тот персонаж, который существует в его или в чьем-то воображении, то такое состояние называется шизофренией.
- Но в фильме "Дракула Брэма Стокера" вы очень даже вписались в роль. По крайней мере плакали вы весьма убедительно!
- Да, но это я плакал, а не Дракула. Откуда мне знать, как чувствует себя мужик, который никак не отправится к праотцам, потому что оказался бессмертным? Я просто это представил – и заплакал. Хреновое ощущение, должен вам сказать!
- Было время, когда вы очень дружили с зеленым змием. Как вам удалось завязать?
- Мне было легко, как вы выражаетесь, "завязать", так как я был алкоголиком-одиночкой. То есть всегда пил один дома. Я не пил, чтобы легче было общаться с другими или чтобы поддержать компанию. Я вообще люблю одиночество. Поэтому я закрывался дома – и пил. Иногда по две бутылки водки за вечер. Утром полз в ванную на четвереньках и по дороге... Ну, сами понимаете. А потом мне попалась в руки книга, в которой каждая строчка, казалось, смотрела на меня из зеркала. Тогда я будто впервые мир увидел.
- А почему вам было легче завязать, чем тем, кто пьет "за компанию"?
- Да потому что там только и слышишь: "О, сегодня у тебя удачный день, давай спрыснем", "У тебя сегодня хреновый день, выпей", "Не можешь расслабиться – выпей. Расслабился – тем более выпей", "Солнце взошло – выпей холодный мартини. Дождь пошел – давай согреемся виски". С такими советчиками завязать сложно. У нас вообще общество алкоголиков, хоть и не каждый это понимает.
- Вы славитесь талантом подражать любому акценту. Однажды даже сказали, что в каждом своем фильме играли с разным акцентом. А какой из них было сложнее всего имитировать?
- Акцент штата Иллинойс. Я могу вам сейчас начать говорить хоть с акцентом жителя Зимбабве, хоть с акцентом племени мумба-юмба. Это легко, потому что у всех акцентов есть определенная музыка, свои уникальные вибрации. Надо только ухватить это. Поймать, так сказать, волну. Иллинойсский акцент плоский и сухой, как бумага. Там нет ни музыки, ни ритма.
- В вашем последнем фильме "Шпион, выйди вон!" вы играете английского шпиона, который очень хорошо известен британской публике. Расскажите, как вы готовились к роли!
- У нас, у англичан, врожденная любовь к шпионам. Можно даже сказать, шпиономания. Мы не только любим своих, но и за каждым кустом видим чужих, которых тоже романтизируем. Кроме того, сама профессия шпиона в нашем представлении очень романтична. Чтобы не соскользнуть опять в этот романтизм, я решил пообщаться с настоящим, профессиональным шпионом времен холодной войны Дэвидом Корнуэллом, больше известным под именем Джон ле Карре.
- Что он вам рассказал?
- Что всё было далеко не так романтично. Он рассказывал, как агентов посылали, например, в СССР или Чехословакию с каким-либо заданием. Только представьте: ты живешь в маленькой квартирке с чужими документами, под чужим именем. И чувствуешь себя очень одиноким. Кроме того, каждую минуту опасаешься разоблачения и прислушиваешься к шагам на лестнице. Ничего привлекательного или романтичного тут нет! Неудивительно, что многие из этих людей впоследствии стали дружить с бутылкой. Но самым сложным стало то, что очень многие британцы еще хорошо помнят, как в середине 1970-х эту роль играл легендарный актер Алек Гиннесс. Мне было очень важно его не повторить.
- А сам Алек приходил на съемки, пытался как-то помочь?
- Да, мы встречались пару раз на съемках. Он мне принес очки Смайли, которые тот протирает галстуком. Эти очки стали таким же фетишем для моего героя, как автомобиль Aston Martin для Джеймса Бонда.
- Если вы не хотели повторять Гиннесса, то кем вдохновлялись?
- Дэвидом Корнуэллом. Ведь этот фильм для него по большей части автобиографичен. Я даже подражал его голосу. - А что вы скажете о современных шпионах?
- Я не понимаю, как можно хоть что-то сделать в стране, где с каждого угла на тебя глядит камера наблюдения. Сейчас всё по-другому.
По материалам Story.com.ua
Популярность Гари Олдмену принесли роли злодеев. Он был Дракулой (фильм “Дракула”), дьяволом (клип Since I Don’t Have You группы Gun’s N’Roses), сутенером в “Настоящей любви”, садистом-надзирателем в “Убийстве первой степени”, главным злодеем в “Пятом элементе"… Обо всех этих ролях невольно вспоминаешь при личной встрече с Олдменом, где-то даже шевелится опасливое: а вдруг есть в нем что-то от его персонажей? Но Гари с первых же слов развеивает это ощущение. Утверждает, что на самом деле он человек мягкий и уступчивый, откровенно рассказывает о борьбе с алкоголизмом и совершенно не считает, что актер должен вживаться в каждую роль.
- Гари, я, наверное, не первая, кто начнет разговор с вопроса о вашем амплуа "главного злодея"... Вряд ли вы ответите честно, и всё же – в вашем характере есть что-то такое, что заставляет режиссеров предлагать вам такие роли? Вы действительно считаете себя "скромным и очень деликатным человеком", как не раз говорили, или кокетничаете?
- Ну что вы! (Хохочет.) В жизни я человек скромный и очень деликатный. Хоть чем могу поклясться – это именно так. Всю свою жизнь я считал себя застенчивым, мягким и уступчивым человеком. Пока как-то на съемках моя партнерша по площадке Вайнона Райдер не сказала мне довольно раздраженно: "Бог мой, Гари, ты излучаешь такую интенсивную энергию, что это переходит в негатив". Вот тебе и раз! Перевернула все мои представления о себе самом. Но ведь это не "негатив" – просто я так работаю, со страстью. А в остальном я белый и пушистый!
- Вы – британец, но живете и работаете в Америке. Вам там комфортнее?
- Нельзя сказать, что я совсем "обамериканился", но помню, что когда впервые приехал в Нью-Йорк, то сразу почувствовал себя как дома. Я так и сказал себе: "Это мой город, мне тут нравится, и я буду здесь жить".
- Поэтому сейчас вы живете в Лос-Анджелесе?
- Там моя работа. А Нью-Йорк слишком далеко от Голливуда. Так что туда не наездишься.
- У вас много ролей вроде Сириуса Блэка (сага о Гарри Поттере) или Дракулы – требующих такого грима, что под ним вас и узнать-то трудно. Каково играть такие роли? Можно спрятаться за гримом?
- Можно спрятаться везде - было бы желание! У меня такого желания никогда не возникало. Наоборот, в десятиминутной роли Дрексла Спайви (фильм "Настоящая любовь") я выложился на все сто. Я сам себе заплел косички, сходил к дантисту, чтобы он мне сделал соответствующий протез, даже сам сконструировал искусственный глаз и носил его. Не беда, что роль маленькая! Главное – она должна быть заметной. А вот когда мне предложили роль Бетховена в "Бессмертной возлюбленной", я в сердцах воскликнул: "Ну можно мне хоть раз сыграть роль, для которой не нужно ставить волосы дыбом и вообще выглядеть как сумасшедший дикобраз"?
- И что?
- На это мне ответили: "Да ты хоть сценарий почитай!" Оказалось, что там всё прилично. (Смеется.)
- Как-то вы сказали, что не режиссеров и продюсеров нужно на руках носить, а человека с камерой. За что оператору такая честь?
-Да потому что всё от него зависит. Любой самый великолепный режиссерский замысел может изувечить камера, если тот, кто ее ведет, этого захочет. Чуть ниже фокус или чуть выше – и всё! Совсем не тот эффект. Только камерой можно трагические реплики актера превратить в комические и наоборот. Среди этих незаметных трудяг есть настоящие гении и истинные энтузиасты своего дела. Как-то я наблюдал за съемками уж не помню какого фильма (сам я в нем занят не был). Снимали сцену пожара. Так камера проехала сквозь огонь только для того, чтобы снять лицо героя с близкого расстояния в ореоле огня. Когда камера выехала оттуда, у кинооператора горели волосы, а он этого даже не заметил – так был счастлив, что сделал удачный и редкий кадр. Кроме того, все эти технические усовершенствования на съемках – работа не инженеров, а операторов. Кто-нибудь, наблюдая за необычными съемками, задумывался: а как же это снимали? Всё это фантазия операторов. Вот почему я их так уважаю. Даже больше, чем некоторых продюсеров!
- Вы никогда не стремились играть только главные роли, в вашем репертуаре есть и совсем маленькие. Что это – актерская всеядность?
- Просто я считаю, что если всё время играть главные роли, то можно очень быстро сгореть. То есть через короткий промежуток времени окажется, что ты уже всё сказал и показал. Дальше идти некуда, нечего сказать аудитории. Да и нет ролей главных или не главных. Все одинаково важны. Если актер требует себе только главные роли и обижается, когда ему предлагают что-то интересное, но маленькое, то тут два варианта – либо этот человек глуп, либо у него мания величия в последней стадии. Еще вот кого не люблю – актеров, которые вживаются в каждую роль. Так и хочется сказать: "Ты, парень, давно у психиатра был?" Если человек начинает верить, что он и есть тот персонаж, который существует в его или в чьем-то воображении, то такое состояние называется шизофренией.
- Но в фильме "Дракула Брэма Стокера" вы очень даже вписались в роль. По крайней мере плакали вы весьма убедительно!
- Да, но это я плакал, а не Дракула. Откуда мне знать, как чувствует себя мужик, который никак не отправится к праотцам, потому что оказался бессмертным? Я просто это представил – и заплакал. Хреновое ощущение, должен вам сказать!
- Было время, когда вы очень дружили с зеленым змием. Как вам удалось завязать?
- Мне было легко, как вы выражаетесь, "завязать", так как я был алкоголиком-одиночкой. То есть всегда пил один дома. Я не пил, чтобы легче было общаться с другими или чтобы поддержать компанию. Я вообще люблю одиночество. Поэтому я закрывался дома – и пил. Иногда по две бутылки водки за вечер. Утром полз в ванную на четвереньках и по дороге... Ну, сами понимаете. А потом мне попалась в руки книга, в которой каждая строчка, казалось, смотрела на меня из зеркала. Тогда я будто впервые мир увидел.
- А почему вам было легче завязать, чем тем, кто пьет "за компанию"?
- Да потому что там только и слышишь: "О, сегодня у тебя удачный день, давай спрыснем", "У тебя сегодня хреновый день, выпей", "Не можешь расслабиться – выпей. Расслабился – тем более выпей", "Солнце взошло – выпей холодный мартини. Дождь пошел – давай согреемся виски". С такими советчиками завязать сложно. У нас вообще общество алкоголиков, хоть и не каждый это понимает.
- Вы славитесь талантом подражать любому акценту. Однажды даже сказали, что в каждом своем фильме играли с разным акцентом. А какой из них было сложнее всего имитировать?
- Акцент штата Иллинойс. Я могу вам сейчас начать говорить хоть с акцентом жителя Зимбабве, хоть с акцентом племени мумба-юмба. Это легко, потому что у всех акцентов есть определенная музыка, свои уникальные вибрации. Надо только ухватить это. Поймать, так сказать, волну. Иллинойсский акцент плоский и сухой, как бумага. Там нет ни музыки, ни ритма.
- В вашем последнем фильме "Шпион, выйди вон!" вы играете английского шпиона, который очень хорошо известен британской публике. Расскажите, как вы готовились к роли!
- У нас, у англичан, врожденная любовь к шпионам. Можно даже сказать, шпиономания. Мы не только любим своих, но и за каждым кустом видим чужих, которых тоже романтизируем. Кроме того, сама профессия шпиона в нашем представлении очень романтична. Чтобы не соскользнуть опять в этот романтизм, я решил пообщаться с настоящим, профессиональным шпионом времен холодной войны Дэвидом Корнуэллом, больше известным под именем Джон ле Карре.
- Что он вам рассказал?
- Что всё было далеко не так романтично. Он рассказывал, как агентов посылали, например, в СССР или Чехословакию с каким-либо заданием. Только представьте: ты живешь в маленькой квартирке с чужими документами, под чужим именем. И чувствуешь себя очень одиноким. Кроме того, каждую минуту опасаешься разоблачения и прислушиваешься к шагам на лестнице. Ничего привлекательного или романтичного тут нет! Неудивительно, что многие из этих людей впоследствии стали дружить с бутылкой. Но самым сложным стало то, что очень многие британцы еще хорошо помнят, как в середине 1970-х эту роль играл легендарный актер Алек Гиннесс. Мне было очень важно его не повторить.
- А сам Алек приходил на съемки, пытался как-то помочь?
- Да, мы встречались пару раз на съемках. Он мне принес очки Смайли, которые тот протирает галстуком. Эти очки стали таким же фетишем для моего героя, как автомобиль Aston Martin для Джеймса Бонда.
- Если вы не хотели повторять Гиннесса, то кем вдохновлялись?
- Дэвидом Корнуэллом. Ведь этот фильм для него по большей части автобиографичен. Я даже подражал его голосу. - А что вы скажете о современных шпионах?
- Я не понимаю, как можно хоть что-то сделать в стране, где с каждого угла на тебя глядит камера наблюдения. Сейчас всё по-другому.
По материалам Story.com.ua