Известный украинский режиссер Михаил Ильенко рассказал о съемках нового фильма "Толока" по Шевченко, о своем учителе Михаиле Ромме и о киностудии имени Довженко, которая напоминала пиратский корабль
- Картина "Толока", которую вы сейчас снимаете, позиционируется как первая экранизация произведений Шевченко в независимой Украине.
- Тут нужно уточнить. Экранизации были, но еще в шестидесятых годах. Да и то, их было штук пять. Была еще экранизация повести "Капитанша" в 1987 году, но ее практически никто не видел, потому что в те времена уже никто не смотрел украинское кино. Так что, с точки зрения публики, все шевченковские экранизации закончились пятьдесят лет назад. Про самого Шевченко снимали и снимают, а экранизации не появляются уже пятьдесят лет. Это парадокс. Из того, что снималось по Шевченко во времена независимой Украины, я могу вспомнить только трехминутный студенческий фильм под названием "Відповідь на молитву" режиссера Романа Бровко.
- Вы экранизируете стихотворение "У тієї Катерини хата на помості". Как из него может получиться полнометражный фильм?
- Во-первых, в основе фильма лежит фабула стихотворения. Там есть строчка "Поїхали визволяти Катриного брата". Сколько времени они его спасали - неизвестно. Сколько спасали рядового Райана? Где-то месяц. В нашем же фильме, открою вам секрет, спасение растянется на 400 лет! Просто в фильме есть герои, которые не стареют. Катерина 14 раз поднимает свою хату из руин, а действие заканчивается чернобыльскими событиями, то есть нашим временем. Хронометраж фильма - 110 минут. Тяжело, конечно, вместить в экранное время 400 лет, но, надеюсь, у меня получится.
- Идею фильма давно вынашиваете?
- Картина началась с одного разговора еще в шестидесятых. Снимался фильм "Вечер накануне Ивана Купалы", мы сидели с братом Юрой рядом с хатой-мазанкой, укрытой соломой. Мы говорили, что это хата - не просто для того, чтобы от дождя и снега укрыться. Это ведь программа выживания, которая строится из того, что у тебя под ногами. Ее сегодня сожгли, а скоро зима. И собираются люди толокой - тут глина, там вода, там одолжили соломы. Так и выживали. Потому что как иначе спасешься в степи? Камня нет. Все из того, что под ногами. А от толоки грех было отказываться.
- Вы в свое время учились у классика советского кино Михаила Ромма...
- Я учился у Ромма как раз тогда, когда он снимал "Обыкновенный фашизм". Воспоминания прилетают бумерангом. Многие моменты, которые тогда были непонятны для меня и моих однокурсников, сейчас выглядят более осмысленно. Михаил Ильич умел очень аппетитно рассказывать о кино, да и вообще обо всем… Однажды он рассказал нам очень забавную историю. Ромм в свое время сильно увлекся французской литературой и стал самостоятельно учить французский язык. Он его одолел и стал читать книги, французскую классику в оригинале. Собрал большую библиотеку… Но когда он впервые попытался поговорить с французом на его родном языке, то был шокирован - написание и произношение во французском языке ведь очень сильно разнятся. То есть, как читатель он прекрасно знал французский язык - выучил грамматику, пополнял словарный запас. Но когда попробовал произнести слово из пятнадцати букв, из которых читается только четыре... Так вот, не зря Михаил Ильич рассказывал эту историю. Она касается и кино. Я говорю своим студентам: "Мы все - грамотные кинематографисты, знаем, образно говоря, все буквы. А вот когда сам пытаешься заговорить - с первого раза не всегда получается". Ромм был очень самоироничным, а ведь иронизировать над собой боятся многие деятели искусства - дабы не уронить свое достоинство.
- Как получилось, что вы, трое братьев Ильенко, стали снимать кино?
- Кино - очень азартное и заразное дело. Я имел счастье побывать на съемочной площадке еще во времена учебы в школе - потом просто не смог удержаться, чтобы самому не попробовать. Конечно, была и боязнь, и комплексы - но все равно, ужасно хотелось снимать кино. У меня еще в третьем классе было ощущение, что я могу снимать лучше, чем старшие братья. Конечно, мне ужасно повезло - я очень благодарен и Вадиму, и Юрию. Они ведь делились со мной опытом в неформальном режиме, так сказать.
- Каково это - снимать дочь в своих фильмах?
- Бывают сложные моменты. Хочется ведь совершенства, а достичь его сложно, если вообще возможно. Опомнишься - а тут уже и слезы у актера или у той же Иванки. Не могу сказать, что это я довожу до слез - просто такая работа. Когда актер чувствует, что "недодал", могут быть и слезы, и самые разные реакции.
- Вы снимались в классическом украинском фильме "Белая птица с черной отметиной". Как проходили съемки?
- Очень сложно. Фильм был обречен либо на абсолютный запрет, либо на редактирование. И каждый раз, когда съемки останавливались, это была по-настоящему драматическая ситуация. Представьте, люди в экспедиции на Буковине, а тут приходит телеграмма - "остановить".
- Расскажите о первых годах на студии Довженко.
- Мои школьные, институтские представления о киностудии, съемочном процессе были цинично растоптаны. Когда я появился на студии Довженко, это был самый настоящий пиратский корабль. А вся компания была настолько буйной! Причем самыми буйными были Параджанов и мой брат Юрий. Вся эта банда двигалась все дальше и дальше от берегов Советского Союза. И началась торпедная атака… Очень беспощадная. Кто-то в дурдоме очутился, кто-то - в тюрьме. А в лучшие времена было круглосуточное соревнование - кто кого "перегениальничает". Все они были, с одной стороны, конкурентами, а с другой - одной компанией. Ездили в гости друг к другу на съемки, "водили козу", снимали гениальное кино.
- Вы работали с Богданом Ступкой на площадке как актер, снимали его как режиссер в картине "Фучжоу".
- Мои комментарии о том, что он прекрасный актер - лишние. Я лучше вспомню такой случай. Одно время я был деканом кинофакультета в университете имени Карпенко-Карого. И оказалось, что на факультете нет кинопленки! А тут Богдан Сильвестрович стал министром культуры. Я пришел к нему, он спрашивает: "Какие проблемы?". Я отвечаю, что так, мол, и так, в университете нет кинопленки и денег на нее тоже нет. Он поднял все телефонные трубки, стал кричать, собрал всех и устроил гневный разнос: "Как это так! На кинофакультете пленки нет!". В ответ прозвучало "Яволь!". В общем, когда все ушли, он повернулся ко мне и спрашивает: "Ну, как я сыграл роль министра?".
- А пленку вы достали?
- Да, пленка появилась.
- Вы снимаете уже второй фильм подряд за довольно короткое время. Действительно ли тяжело снимать кино в Украине?
- Снимать было всегда тяжело. Правда, в советские времена власть думала о пропаганде и финансировала кино. Сейчас ситуация вроде бы начала выравниваться, потому что до этого был период полной пустоты. Но если сравнивать наши бюджеты с зарубежными, то разница удручающая. То, что я снимаю сейчас второе кино подряд, - это, на самом деле, случайность. "Толоку" я собирался снимать и "пробивал" уже лет пятнадцать. Но приближается 200-летие со дня рождения Шевченко, и этот фильм вдруг стал нужен. В советские времена такие картины, приуроченные к датам, называли "датскими". Сейчас решаем инвестиционные проблемы - думаю, что к марту 2014 года успеем все завершить. А фильмом "Той, хто пройшов крізь вогонь" мы опровергли аксиому, что на украинское кино зритель не пойдет.
- Почему бы всей старой киношной гвардии не последовать вашему примеру и не начать снимать кино?
- Молодые сейчас очень активны - и слава Богу. Проблема в том, что им тяжело себя реализовать. А старшее поколение... На него же страшная атака была в свое время - его просто списали. Молодым объясняли, что старики портят всю погоду, а старикам говорили, что молодежь - крокодилы и циники. А в это время экраны заполнила иностранная продукция. Может быть, эти три факта и нельзя совмещать, но это факты. Сейчас нам надо снимать такое кино, на которое люди бы в очередь выстраивались. Сделать так, чтобы наш зритель нас полюбил - это единственный способ подсказать коммерсанту, что этот товар покупается. А потом, может, и законы появятся. Романтично, конечно, но такая схема бы работала.
- "Той, хто пройшов крізь вогонь" ведь снимали не только в Украине?
- Мы снимали это кино лет пять. Съемки останавливались несколько раз из-за нехватки денег. Во время одной из затянувшихся пауз мне позвонил друг из яхт-клуба Юрий Бондарь. Предложил обойти на яхте вокруг света, сказал, что хочет зайти в Антарктиду. И я подумал: а что если я возьму с собой аппаратуру и сниму там Аляску? Но мы вышли слишком поздно и в Антарктиду не успели. Зато снимали в Аргентине, в Кордильерах. Команда яхты "Купава" поставила мне ультиматум: домой без отснятого эпизода ты не вернешься. Так и вышло
- Как вообще проходило путешествие на яхте?
- Яхта "Купава" небольшая, но очень надежная. До этого я никогда не выходил в океан. Понимаете, там, посреди океана, происходит какая-то перезагрузка сознания. Океан - это самый большой храм, в котором я побывал. Там даже молиться не надо - все очень близко. Просто поднимешь голову: "Господи, что будет завтра?".
По материалам Сегодня
- Тут нужно уточнить. Экранизации были, но еще в шестидесятых годах. Да и то, их было штук пять. Была еще экранизация повести "Капитанша" в 1987 году, но ее практически никто не видел, потому что в те времена уже никто не смотрел украинское кино. Так что, с точки зрения публики, все шевченковские экранизации закончились пятьдесят лет назад. Про самого Шевченко снимали и снимают, а экранизации не появляются уже пятьдесят лет. Это парадокс. Из того, что снималось по Шевченко во времена независимой Украины, я могу вспомнить только трехминутный студенческий фильм под названием "Відповідь на молитву" режиссера Романа Бровко.
- Вы экранизируете стихотворение "У тієї Катерини хата на помості". Как из него может получиться полнометражный фильм?
- Во-первых, в основе фильма лежит фабула стихотворения. Там есть строчка "Поїхали визволяти Катриного брата". Сколько времени они его спасали - неизвестно. Сколько спасали рядового Райана? Где-то месяц. В нашем же фильме, открою вам секрет, спасение растянется на 400 лет! Просто в фильме есть герои, которые не стареют. Катерина 14 раз поднимает свою хату из руин, а действие заканчивается чернобыльскими событиями, то есть нашим временем. Хронометраж фильма - 110 минут. Тяжело, конечно, вместить в экранное время 400 лет, но, надеюсь, у меня получится.
- Идею фильма давно вынашиваете?
- Картина началась с одного разговора еще в шестидесятых. Снимался фильм "Вечер накануне Ивана Купалы", мы сидели с братом Юрой рядом с хатой-мазанкой, укрытой соломой. Мы говорили, что это хата - не просто для того, чтобы от дождя и снега укрыться. Это ведь программа выживания, которая строится из того, что у тебя под ногами. Ее сегодня сожгли, а скоро зима. И собираются люди толокой - тут глина, там вода, там одолжили соломы. Так и выживали. Потому что как иначе спасешься в степи? Камня нет. Все из того, что под ногами. А от толоки грех было отказываться.
- Вы в свое время учились у классика советского кино Михаила Ромма...
- Я учился у Ромма как раз тогда, когда он снимал "Обыкновенный фашизм". Воспоминания прилетают бумерангом. Многие моменты, которые тогда были непонятны для меня и моих однокурсников, сейчас выглядят более осмысленно. Михаил Ильич умел очень аппетитно рассказывать о кино, да и вообще обо всем… Однажды он рассказал нам очень забавную историю. Ромм в свое время сильно увлекся французской литературой и стал самостоятельно учить французский язык. Он его одолел и стал читать книги, французскую классику в оригинале. Собрал большую библиотеку… Но когда он впервые попытался поговорить с французом на его родном языке, то был шокирован - написание и произношение во французском языке ведь очень сильно разнятся. То есть, как читатель он прекрасно знал французский язык - выучил грамматику, пополнял словарный запас. Но когда попробовал произнести слово из пятнадцати букв, из которых читается только четыре... Так вот, не зря Михаил Ильич рассказывал эту историю. Она касается и кино. Я говорю своим студентам: "Мы все - грамотные кинематографисты, знаем, образно говоря, все буквы. А вот когда сам пытаешься заговорить - с первого раза не всегда получается". Ромм был очень самоироничным, а ведь иронизировать над собой боятся многие деятели искусства - дабы не уронить свое достоинство.
- Как получилось, что вы, трое братьев Ильенко, стали снимать кино?
- Кино - очень азартное и заразное дело. Я имел счастье побывать на съемочной площадке еще во времена учебы в школе - потом просто не смог удержаться, чтобы самому не попробовать. Конечно, была и боязнь, и комплексы - но все равно, ужасно хотелось снимать кино. У меня еще в третьем классе было ощущение, что я могу снимать лучше, чем старшие братья. Конечно, мне ужасно повезло - я очень благодарен и Вадиму, и Юрию. Они ведь делились со мной опытом в неформальном режиме, так сказать.
- Каково это - снимать дочь в своих фильмах?
- Бывают сложные моменты. Хочется ведь совершенства, а достичь его сложно, если вообще возможно. Опомнишься - а тут уже и слезы у актера или у той же Иванки. Не могу сказать, что это я довожу до слез - просто такая работа. Когда актер чувствует, что "недодал", могут быть и слезы, и самые разные реакции.
- Вы снимались в классическом украинском фильме "Белая птица с черной отметиной". Как проходили съемки?
- Очень сложно. Фильм был обречен либо на абсолютный запрет, либо на редактирование. И каждый раз, когда съемки останавливались, это была по-настоящему драматическая ситуация. Представьте, люди в экспедиции на Буковине, а тут приходит телеграмма - "остановить".
- Расскажите о первых годах на студии Довженко.
- Мои школьные, институтские представления о киностудии, съемочном процессе были цинично растоптаны. Когда я появился на студии Довженко, это был самый настоящий пиратский корабль. А вся компания была настолько буйной! Причем самыми буйными были Параджанов и мой брат Юрий. Вся эта банда двигалась все дальше и дальше от берегов Советского Союза. И началась торпедная атака… Очень беспощадная. Кто-то в дурдоме очутился, кто-то - в тюрьме. А в лучшие времена было круглосуточное соревнование - кто кого "перегениальничает". Все они были, с одной стороны, конкурентами, а с другой - одной компанией. Ездили в гости друг к другу на съемки, "водили козу", снимали гениальное кино.
- Вы работали с Богданом Ступкой на площадке как актер, снимали его как режиссер в картине "Фучжоу".
- Мои комментарии о том, что он прекрасный актер - лишние. Я лучше вспомню такой случай. Одно время я был деканом кинофакультета в университете имени Карпенко-Карого. И оказалось, что на факультете нет кинопленки! А тут Богдан Сильвестрович стал министром культуры. Я пришел к нему, он спрашивает: "Какие проблемы?". Я отвечаю, что так, мол, и так, в университете нет кинопленки и денег на нее тоже нет. Он поднял все телефонные трубки, стал кричать, собрал всех и устроил гневный разнос: "Как это так! На кинофакультете пленки нет!". В ответ прозвучало "Яволь!". В общем, когда все ушли, он повернулся ко мне и спрашивает: "Ну, как я сыграл роль министра?".
- А пленку вы достали?
- Да, пленка появилась.
- Вы снимаете уже второй фильм подряд за довольно короткое время. Действительно ли тяжело снимать кино в Украине?
- Снимать было всегда тяжело. Правда, в советские времена власть думала о пропаганде и финансировала кино. Сейчас ситуация вроде бы начала выравниваться, потому что до этого был период полной пустоты. Но если сравнивать наши бюджеты с зарубежными, то разница удручающая. То, что я снимаю сейчас второе кино подряд, - это, на самом деле, случайность. "Толоку" я собирался снимать и "пробивал" уже лет пятнадцать. Но приближается 200-летие со дня рождения Шевченко, и этот фильм вдруг стал нужен. В советские времена такие картины, приуроченные к датам, называли "датскими". Сейчас решаем инвестиционные проблемы - думаю, что к марту 2014 года успеем все завершить. А фильмом "Той, хто пройшов крізь вогонь" мы опровергли аксиому, что на украинское кино зритель не пойдет.
- Почему бы всей старой киношной гвардии не последовать вашему примеру и не начать снимать кино?
- Молодые сейчас очень активны - и слава Богу. Проблема в том, что им тяжело себя реализовать. А старшее поколение... На него же страшная атака была в свое время - его просто списали. Молодым объясняли, что старики портят всю погоду, а старикам говорили, что молодежь - крокодилы и циники. А в это время экраны заполнила иностранная продукция. Может быть, эти три факта и нельзя совмещать, но это факты. Сейчас нам надо снимать такое кино, на которое люди бы в очередь выстраивались. Сделать так, чтобы наш зритель нас полюбил - это единственный способ подсказать коммерсанту, что этот товар покупается. А потом, может, и законы появятся. Романтично, конечно, но такая схема бы работала.
- "Той, хто пройшов крізь вогонь" ведь снимали не только в Украине?
- Мы снимали это кино лет пять. Съемки останавливались несколько раз из-за нехватки денег. Во время одной из затянувшихся пауз мне позвонил друг из яхт-клуба Юрий Бондарь. Предложил обойти на яхте вокруг света, сказал, что хочет зайти в Антарктиду. И я подумал: а что если я возьму с собой аппаратуру и сниму там Аляску? Но мы вышли слишком поздно и в Антарктиду не успели. Зато снимали в Аргентине, в Кордильерах. Команда яхты "Купава" поставила мне ультиматум: домой без отснятого эпизода ты не вернешься. Так и вышло
- Как вообще проходило путешествие на яхте?
- Яхта "Купава" небольшая, но очень надежная. До этого я никогда не выходил в океан. Понимаете, там, посреди океана, происходит какая-то перезагрузка сознания. Океан - это самый большой храм, в котором я побывал. Там даже молиться не надо - все очень близко. Просто поднимешь голову: "Господи, что будет завтра?".
По материалам Сегодня
