"Мой брак погубил быт большой русской семьи", - признается Робер Оссейн, легендарный французский актер и режиссер, бессмертный граф Жоффрей де Пейрак из фильмов про Анжелику. 
На Лазурном Берегу Франции последнюю неделю августа называют "русской" - как и век назад, Канны оккупируют (в хорошем смысле слова) российские артисты, танцоры, художники. Здесь уже 16 лет проходит Фестиваль российского искусства. Однако на нем не только показывают то лучшее, что есть в культуре России, но и признаются в любви к искусству Франции - каждый год на традиционной "Русской ночи" французским режиссерам, актерам, писателям, политическим деятелям вручается почетный знак "За выдающийся вклад в укрепление культурных связей между Россией и Францией". В этом году одним из лауреатов стал французский актер и режиссер Робер Оссейн. Накануне церемонии он ответил на вопросы "АиФ". 
О фильмах про Анжелику
- Я много снимался как актер, успешен как режиссер, но для всего мира я по-прежнему остаюсь Жоффреем де Пейраком из фильмов про приключения Анжелики - "Анжелика и король", "Анжелика - маркиза ангелов". А ведь я чуть было не отказался от этой роли. ...1963 год, я только что снялся в фильме Роже Вадима "Порок и добродетель", где играла его жена Брижит Бардо. Я такой молодой, такой популярный, все еще не вышедший из образа романтического героя. И тут вдруг ко мне подкатывают продюсеры с предложением сыграть этого уродца Жоффрея де Пейрака. Я категорически заявил: "Нет! У него же шрам во все лицо, он хромает, у него горб. И вообще он старик!" Они меня долго уговаривали сняться хотя бы в одном фильме, сказали, что я могу выбрать любой шрам, любой костюм - потому что мой герой в конце фильма должен был умереть. В итоге я избавился от горба, герой мой помолодел лет на 10 и шрам ему уменьшили.  
Фильм имел огромный успех. И вместо одной картины получилось целых пять! И началось безумие! В Париже после премьеры женщины усыпали розами весь кино­театр, итальянки кидались ко мне на улице, пытаясь поцеловать ботинки, более зрелые дамы рыдали у меня на груди…
О богатстве
Я считаю себя русским, хотя во мне много разной крови намешано. Мой отец Андре Оссейн родился в Самарканде, хотя по национальности он азербайджанец, был очень талантливым человеком. Я получился не самый удачный ребенок, потому что не очень любил учиться. Каждые шесть месяцев родители отправляли меня в новый пансион - русские эмигранты тогда много их открыли. Поэтому, как только подходила пора платить, меня забирали из одного и переводили в следующий. Мой отец всегда говорил: "Да, я жил в бедности, зато всегда был богат душой!" Наверное, лучше именно такой вариант - обладать богатой душой, а не толстым кошельком. Отец как-то пошутил: "Первые 50 лет жить очень трудно, а потом пойдет легче! Самое главное - никогда не привыкай ни к чему, потому что неизвестно, как повернется жизнь". 
И это правда! Отец моей матери был очень богатым человеком - у него был банк, доходный дом в Санкт-Петербурге, моя мама училась в Смольном институте. При этом дед был человеком широких взглядов: в его доме снимали комнаты в том числе и студенты - будущие революционеры. Дед вел с ними беседы, порой помогал деньгами (как позже выяснилось, часть этих денег шла Ленину, который тогда скрывался в Швейцарии). 
Эта дедовская широта души спасла нам жизнь. Когда произошла Октябрьская революция, деда арестовали. Но комиссар, который его допрашивал, оказался одним из студентов, который когда-то снимал комнату в доме у дедушки. И комиссар сказал ему: "Мы знаем, что ты капиталист. Но поскольку ты нам помогал, то мы поможем тебе оформить документы и выехать из России". Вот таким образом Ленин вернул долг нашей семье (смеется). 
О Марине Влади
Я первый раз увидел Марину Влади совсем еще девочкой. Моя подруга-актриса пригласила меня в семью Поляковых - Байдаровых, в их большой дом в пригороде Парижа. Из четырех сестер Марина была младшей - хрупкая, голубоглазая, дьявольски красивая. Ей было всего 11 лет, но она уже дебютировала в кино, имела успех. 
Наша следующая встреча произошла через много лет. Все та же подруга попросила меня оставить несколько билетов на мой спектакль для сестер Поляковых. После спектакля они впорхнули ко мне в гримерку - и я пропал! Марине было тогда 16 лет, и я так в нее влюбился! Скупил в городе журналы с ее фотографиями, размышлял, чем бы ее покорить. И придумал! Пригласил ее сыграть в моем фильме. Это было абсолютное нахальство, потому что Марина была звездой, а я только начинал. Тем не менее она согласилась, и мы начали работу над фильмом "Негодяи попадают в ад". Я устраивал романтические прогулки, мы много разговаривали. Но Марина мне как-то сказала: "Напрасно! Ты не в моем вкусе. Чтобы я стала твоей женой, вычерпай ложкой океан!" Я пообещал! Океан, к счастью, осушать не пришлось - через 2 года Марина стала моей женой. 
Мы жили в огромном доме Поляковых - чаепития у самовара, беседы, игры. Быт большой русской дворянской семьи, который они перенесли в Париж. Этот быт и погубил нашу с ней семью. Марине не хотелось расставаться с сестрами, родителями, с этим привычным укладом. А я больше не мог жить в колхозе! Мне порой казалось, что я женат сразу на всех четырех сестрах. Последовали годы скандалов и ссор. Мы расставались мучительно - даже двое маленьких сыновей не смогли удержать нас вместе. Скажу одно: я очень любил Марину. Любила ли она? Спросите у нее.
Сейчас мы дружим - нельзя ненавидеть бывших жен. Я наблюдал, как она была счаст­лива с Высоцким, - мы несколько раз встречались в Париже. Фраза Чехова "Скучно жить на этом свете, господа!" не про Высоцкого - он был неуемный, с огромной душой, харизматичный… Я видел, как Марина страдала, когда его не стало, поддерживал ее, когда у нее на руках умирал от рака ее второй муж… Сейчас мы пере­писываемся, наши сыновья разъехались: Игорь на Гаити занимается добычей и продажей жемчуга, Петр стал музыкантом.