Художник и музыкант, сыгравший одну из главных ролей в культовом фильме "Асса", рассказал нам о режиссерских методах Соловьева, контракте с Рязановым и романтических прогулках Виктора Цоя по Ялте.
- Сергей, из ленинградского подполья на орбиту всесоюзной известности ты попал с фильмом Сергея Соловьева "Асса" в роли Бананана. Уже на съемочной площадке ты не жалел, что не являясь профессиональным актером, ввязался в эту историю?
- Я согласен - кинопроизводство очень сложный процесс, чтобы там кто-то не думал: "Вот мы сейчас все начнем сниматься". Овладение всякой новой профессией представляет определенные сложности. Но у меня, в принципе, задача была не такая сложная - нужно было играть себя. И потом вокруг меня были профессионалы высшего пилотажа, такие как оператор Павел Лебешев, снявший до этого добрый десяток фильмов, за каждый из которых он получил бы своего "оскара", если бы СССР был частью мировой киноиндустрии. Вот поэтому все было очень легко и интересно - все помогали друг другу и был существенный диалог с Соловьевым, который мы спустя 25 лет тоже попытались нащупать в процессе совместной, но уже гораздо более короткой работы над фильмом "Асса-2". Так что школа у меня была - супер! Метод Соловьева, как я понимаю, заключается в том, что он создает определенного рода решетку из профессионалов и людей, которые являясь естественными участниками живой среды, становятся частью проекта - как группа "Кино" и Виктор Цой.
- Как он тогда существовал в ялтинском пространстве?
- Ялта объединяет людей, Цой познакомился на съемочной площадке с девушкой, которая оставалась с ним до его последнего вздоха. Это была помощница второго режиссера, некая загадочная красавица, которую мы видели только в тот момент, когда перед объективом появлялась хлопушка с номером сцены и эпизода. А потом мы стали видеть ее прогуливающейся с Виктором Цоем на ялтинской набережной. Она и Цой в своем длинном пальтишке. Очень романтические, нежные вещи, которые в общем сыграли серьезную в его жизни роль. Я ведь тоже на съемках познакомился с девушкой - она снималась у нас - которая потом стала моей женой и матерью моих двоих детей.
- После успешного дебюта в кино у тебя предложения от других режиссеров были?
- Я тогда от многого отказывался, потому что не собирался развивать карьеру актера. Для этого есть профессиональные актеры и забирать их хлеб нет смысла. Хотя попытки были - я периодически брал какой-то сценарий, думал, что вот этот вроде бы лучше, чем другие и ехал на кинопробы. Один раз даже подписал контракт с известным режиссером Эльдаром Рязановым, но потом пришлось его нарушить, когда я понял, что потеряю еще 4 месяца жизни. Это был фильм "Дорогая Елена Сергеевна" и Рязанов видел меня в роли одного из злых мальчиков, которые издевались над учительницей.
- Четверть века между двумя "Ассами" ты поддерживал отношения с Татьяной Друбич?
- Мы общались и продолжаем общаться - у нас отношения самые дружеские, близкие к семейным. И Таня, и Соловьев - это люди, которых просто так из жизни не вычеркнешь. К тому же, актер и актриса, которые снимаются в фильме и между ними возникает любовь, не могут ее не испытывать вне съемочного процесса. Да это и надежда режиссера любого, что эти чувства возникнут, будут не предъявленные в виде каких-то немых сцен, а на самом деле актерам удастся добиться каких-то моментов, оживляющих кинопроцесс.
- Вряд ли Владимиру Александровичу хотелось, чтобы ваши отношения распространялись за пределы съемочной площадки...
- Трудно сказать. Во втором фильме об этих вещах у него одна из центральных тем, помимо сюжета. Там ведь главную роль играет их с Таней реальная дочь. Она же и по сценарию дочь героини Тани Друбич, которая пытается понять, кто ее отец - Бананан или Крымов. И так как Соловьев является таким же обычным человеком, вполне возможно, что это его какие-то глубинные пласты и он задумывается о том же - только в проекции на реальную жизнь. Бредовая мысль, но она абсолютно нормальна. Подобная мыслеформа доходит до неврозика, а там глядишь недалеко и до психоза. Дальше уже начинаются серьезные проблемы и такие люди часто госпитализируются, фиксируясь на мысли, что мой ребенок не мой, а ребенок соседа.
- Это как пример случая, когда мысль овладевает человеком...
- Да, у каждого значительного режиссера все большое и общее в его творчестве тесно сплетено с личным и индивидуальным.
- Отдельной страницей твоей истории становится политика. Как ты оказался в числе доверенных лиц Президента Путина?
- Во-первых, на тот момент я стал доверенным лицом не президента, а кандидата в президенты, и этот статус остался у меня и после избрания Путина. А во-вторых, это не секрет, что я политикой занимаюсь давно - еще в середине 90-х, будучи тотальным подпольщиком, уже бывал в составе делегации Госдумы на различных мероприятиях. Однажды даже я пригласил Виктора Пелевина, которого в принципе трудно представить участвующим в какой-то общественной жизни, на заседание российско-итальянской комиссии по борьбе с психотропными веществами. Мы там были не в качестве экспертов, а как гости, благодаря Юрию Петровичу Щекочихину.
Я ведь в качестве помощника депутата работал с ним почти 8 лет. Он, зная спектр моих интересов в области психиатрии - а это моя среда, в которой я растворен и сейчас, пригласил меня и я очень ценю этот опыт. Щекочихин был одним из создателей "Новой газеты", которая при нем представляла собой невероятную информационную мощь, за что его и убили. Мы первыми начали описывать, что нет никакой разницы между организованной преступностью и коррупцией в высших эшелонах власти, что это единая система с одними и теми же участниками. Это я говорю к тому, что принимая предложение Администрации Путина, у меня было четкое понимание того, что происходит в России. До этого, кстати, я уже был лично знаком с Владимиром Владимировичем Путиным.
- И при каких обстоятельствах состоялось ваше знакомство?
- На крупнейшей выставке русского искусства, которая проходила в 2005 году - в нью-йоркском музее Гуггенхайма. Там было представлено все - от древних икон до современного авангарда. И ее открытие было приурочено к приезду Президента РФ на торжества, по случаю 60-летия ООН. А я там был самым молодым участником, мои произведения висели в самом конце экспозиции, и так получилось, что мы вместе с Путиным прошли ее от начала до конца - это длилось минут сорок.
Но, я честно говоря, не использовал этот ресурс ни при каких обстоятельствах, как и в случае с Щекочихиным, будучи помощником депутата Госдумы. Я посетил несколько мероприятий, которые провел Путин со своими доверенными лицами, где он рассказывал свою концепцию и свое видение развития государства, и очень многие вещи мне близки в понимании.
И в этих ситуациях я всегда сохраняю трезвый подход, да и как не сохранять, когда мы сидим на встрече с Путиным, и вдруг встает Илья Глазунов и говорит: "Владимир Владимирович, запретите, пожалуйста, авангард, нам его не надо". И я понимаю, что он апеллирует к таким как я, которые "рисовать не умеют, а лезут со своей мазней". А Путин в этот момент в полуметре и мне хочется сказать: "Можно я отвечу за вас уважаемому художнику, к которому отношусь с уважением". Но я этого не делаю, потому что это долгий разговор и мы либо друг друга понимаем, либо все это приведет к катастрофическим последствиям.
- В середине 90-х писатель Виктор Пелевин был для тебя в зоне доступа. А как сейчас?
- Обыкновенно, я могу ему позвонить в любой момент. Но дело не в этом же - он для меня человек очень интересный, исповедующий буддизм. Пелевин уделяет много внимания взаимодействию с буддийской общиной в Корее, в частности, и если не ошибаюсь, его штаб-квартира там находится. У нас был общий друг, художник Саша Холоденко, который нас познакомил в свое время - он раньше оформлял книги Пелевина. К сожалению, Саша умер. И у нас был период очень активного общения, когда мы хотели снять фильм по его книге "Generation П". Но у нас проект потом украли шарлатаны и сняли какой-то идиотский пасквиль.
А начинался этот процесс очень интересно. У нас появились деньги и наш гипотетический спонсор даже выделил нам свой самолет, который раньше принадлежал Нэнси Рейган - жене американского президента Рональда Рейгана. И у нас были очень интересные поездки в Китай по Даосским монастырям, которые вылились в одно из художественных произведений Пелевина. Мы какое-то время жили в отдаленных монастырях - медитировали, общались. Для меня самым интересным в этом проекте было участие самого Пелевина - творческого, мыслящего, радикального в подходах к кино человека. Он уже начал работу над сценарием, но мы совершили ряд ошибок, подумав, что привлекая неких партнеров мы лучше осуществим этот проект. И люди нас просто кинули. А сейчас я чуть изменил траекторию своего движения, стало меньше времени и мы в последние пару лет не виделись.
- Ты намерен и дальше проявлять себя в политике?
- Да, я буду сейчас наращивать потенциал, потому что, к сожалению, занятие искусством в России, да и здесь в Украине, практически лишены смысла. Есть иллюзия, что вот сейчас наши капиталисты привнесут в развитие нашего культурного пространства некие новые волны, как это происходит на Западе. К сожалению, все не так. Киевляне же поначалу обрадовались Пинчуку, но потом все увидели, что он везет какую-то "шнягу" с Запада за большие деньги и собственно создает там себе репутацию, а на Украину это никак не влияет.
- Кстати, мало кто знает, что именно ты сейчас Председатель Земного шара - преемник звания, которое учредил Велимир Хлебников. Это тебя к чему то обязывает?
- Только к адекватности и оригинальности мышления, открытости и желанию участвовать в культурных процессах. Но мало кто верит в такого рода должность и она мало кого интересует. Это приоритет небольшой группы лиц, которые понимают, что это такое. Должность появилась в рамках такого загадочного процесса как русский авангард. И я был связан с Марией Михайловной Синяковой-Уреченой, в которую был влюблен Хлебников и которая тоже была одним из председателей. От нее ко мне перешли рукописные документы, написанные Хлебниковым. И в данном случае очень важна преемственность.
- А мысль, что везде и постоянно нужно соответствовать этому званию, быть или казаться оригинальным, не тяготит?
- Если ты хочешь меня подвести к тому что - надеваю ли я галстук, когда иду в Кремль, то в принципе, надеваю, потом что там так принято. Но при этом я остаюсь собой, также как я им оставался и 25 лет назад, когда меня Лауреат Госпремии СССР пригласил из подполья сниматься в фильме "Асса".
Здесь главное - сохранять здоровый рассудок и понимать всю степень ответственности, в том числе и перед теми людьми, флаг которых мы несем. В моем случае, я обязательно продолжаю конкретное дело, которое мы начинали с композитором Сергеем Курехиным и художником Тимуром Новиковым в рамках и за рамками проекта "Поп-механика" и которое сейчас заканчивается толстыми книгами. Это огромный пласт культуры, который еще только ждет своих исследователей.
И возвращаясь к ключевым встречам в моей жизни, которые повлияли на мою судьбу, должен обязательно упомянуть своевременное знакомство с Борисом Гребенщиковым - я ведь приехал в Ленинград из провинциального Новороссийска, когда мне было 15 лет. БГ открыл мне доступ к книгам, которые тогда сложно было найти в библиотеках. Я читал много дореволюционной литературы и всякая тема для меня была откровением и открытием. С его же легкого слова меня все стали называть Африкой. Но это уже другая история.
А еще важнейшей для меня была встреча с американским композитором и философом Джоном Кейджем, который стал впоследствии моим учителем и повлиял на мою судьбу на загадочной территории Соединенных Штатов Америки, где я много и часто участвую в выставках, симпозиумах, семинарах, связанных с современным искусством.
По материалам Сегодня
- Сергей, из ленинградского подполья на орбиту всесоюзной известности ты попал с фильмом Сергея Соловьева "Асса" в роли Бананана. Уже на съемочной площадке ты не жалел, что не являясь профессиональным актером, ввязался в эту историю?
- Я согласен - кинопроизводство очень сложный процесс, чтобы там кто-то не думал: "Вот мы сейчас все начнем сниматься". Овладение всякой новой профессией представляет определенные сложности. Но у меня, в принципе, задача была не такая сложная - нужно было играть себя. И потом вокруг меня были профессионалы высшего пилотажа, такие как оператор Павел Лебешев, снявший до этого добрый десяток фильмов, за каждый из которых он получил бы своего "оскара", если бы СССР был частью мировой киноиндустрии. Вот поэтому все было очень легко и интересно - все помогали друг другу и был существенный диалог с Соловьевым, который мы спустя 25 лет тоже попытались нащупать в процессе совместной, но уже гораздо более короткой работы над фильмом "Асса-2". Так что школа у меня была - супер! Метод Соловьева, как я понимаю, заключается в том, что он создает определенного рода решетку из профессионалов и людей, которые являясь естественными участниками живой среды, становятся частью проекта - как группа "Кино" и Виктор Цой.
- Как он тогда существовал в ялтинском пространстве?
- Ялта объединяет людей, Цой познакомился на съемочной площадке с девушкой, которая оставалась с ним до его последнего вздоха. Это была помощница второго режиссера, некая загадочная красавица, которую мы видели только в тот момент, когда перед объективом появлялась хлопушка с номером сцены и эпизода. А потом мы стали видеть ее прогуливающейся с Виктором Цоем на ялтинской набережной. Она и Цой в своем длинном пальтишке. Очень романтические, нежные вещи, которые в общем сыграли серьезную в его жизни роль. Я ведь тоже на съемках познакомился с девушкой - она снималась у нас - которая потом стала моей женой и матерью моих двоих детей.
- После успешного дебюта в кино у тебя предложения от других режиссеров были?
- Я тогда от многого отказывался, потому что не собирался развивать карьеру актера. Для этого есть профессиональные актеры и забирать их хлеб нет смысла. Хотя попытки были - я периодически брал какой-то сценарий, думал, что вот этот вроде бы лучше, чем другие и ехал на кинопробы. Один раз даже подписал контракт с известным режиссером Эльдаром Рязановым, но потом пришлось его нарушить, когда я понял, что потеряю еще 4 месяца жизни. Это был фильм "Дорогая Елена Сергеевна" и Рязанов видел меня в роли одного из злых мальчиков, которые издевались над учительницей.
- Четверть века между двумя "Ассами" ты поддерживал отношения с Татьяной Друбич?
- Мы общались и продолжаем общаться - у нас отношения самые дружеские, близкие к семейным. И Таня, и Соловьев - это люди, которых просто так из жизни не вычеркнешь. К тому же, актер и актриса, которые снимаются в фильме и между ними возникает любовь, не могут ее не испытывать вне съемочного процесса. Да это и надежда режиссера любого, что эти чувства возникнут, будут не предъявленные в виде каких-то немых сцен, а на самом деле актерам удастся добиться каких-то моментов, оживляющих кинопроцесс.
- Вряд ли Владимиру Александровичу хотелось, чтобы ваши отношения распространялись за пределы съемочной площадки...
- Трудно сказать. Во втором фильме об этих вещах у него одна из центральных тем, помимо сюжета. Там ведь главную роль играет их с Таней реальная дочь. Она же и по сценарию дочь героини Тани Друбич, которая пытается понять, кто ее отец - Бананан или Крымов. И так как Соловьев является таким же обычным человеком, вполне возможно, что это его какие-то глубинные пласты и он задумывается о том же - только в проекции на реальную жизнь. Бредовая мысль, но она абсолютно нормальна. Подобная мыслеформа доходит до неврозика, а там глядишь недалеко и до психоза. Дальше уже начинаются серьезные проблемы и такие люди часто госпитализируются, фиксируясь на мысли, что мой ребенок не мой, а ребенок соседа.
- Это как пример случая, когда мысль овладевает человеком...
- Да, у каждого значительного режиссера все большое и общее в его творчестве тесно сплетено с личным и индивидуальным.
- Отдельной страницей твоей истории становится политика. Как ты оказался в числе доверенных лиц Президента Путина?
- Во-первых, на тот момент я стал доверенным лицом не президента, а кандидата в президенты, и этот статус остался у меня и после избрания Путина. А во-вторых, это не секрет, что я политикой занимаюсь давно - еще в середине 90-х, будучи тотальным подпольщиком, уже бывал в составе делегации Госдумы на различных мероприятиях. Однажды даже я пригласил Виктора Пелевина, которого в принципе трудно представить участвующим в какой-то общественной жизни, на заседание российско-итальянской комиссии по борьбе с психотропными веществами. Мы там были не в качестве экспертов, а как гости, благодаря Юрию Петровичу Щекочихину.
Я ведь в качестве помощника депутата работал с ним почти 8 лет. Он, зная спектр моих интересов в области психиатрии - а это моя среда, в которой я растворен и сейчас, пригласил меня и я очень ценю этот опыт. Щекочихин был одним из создателей "Новой газеты", которая при нем представляла собой невероятную информационную мощь, за что его и убили. Мы первыми начали описывать, что нет никакой разницы между организованной преступностью и коррупцией в высших эшелонах власти, что это единая система с одними и теми же участниками. Это я говорю к тому, что принимая предложение Администрации Путина, у меня было четкое понимание того, что происходит в России. До этого, кстати, я уже был лично знаком с Владимиром Владимировичем Путиным.
- И при каких обстоятельствах состоялось ваше знакомство?
- На крупнейшей выставке русского искусства, которая проходила в 2005 году - в нью-йоркском музее Гуггенхайма. Там было представлено все - от древних икон до современного авангарда. И ее открытие было приурочено к приезду Президента РФ на торжества, по случаю 60-летия ООН. А я там был самым молодым участником, мои произведения висели в самом конце экспозиции, и так получилось, что мы вместе с Путиным прошли ее от начала до конца - это длилось минут сорок.
Но, я честно говоря, не использовал этот ресурс ни при каких обстоятельствах, как и в случае с Щекочихиным, будучи помощником депутата Госдумы. Я посетил несколько мероприятий, которые провел Путин со своими доверенными лицами, где он рассказывал свою концепцию и свое видение развития государства, и очень многие вещи мне близки в понимании.
И в этих ситуациях я всегда сохраняю трезвый подход, да и как не сохранять, когда мы сидим на встрече с Путиным, и вдруг встает Илья Глазунов и говорит: "Владимир Владимирович, запретите, пожалуйста, авангард, нам его не надо". И я понимаю, что он апеллирует к таким как я, которые "рисовать не умеют, а лезут со своей мазней". А Путин в этот момент в полуметре и мне хочется сказать: "Можно я отвечу за вас уважаемому художнику, к которому отношусь с уважением". Но я этого не делаю, потому что это долгий разговор и мы либо друг друга понимаем, либо все это приведет к катастрофическим последствиям.
- В середине 90-х писатель Виктор Пелевин был для тебя в зоне доступа. А как сейчас?
- Обыкновенно, я могу ему позвонить в любой момент. Но дело не в этом же - он для меня человек очень интересный, исповедующий буддизм. Пелевин уделяет много внимания взаимодействию с буддийской общиной в Корее, в частности, и если не ошибаюсь, его штаб-квартира там находится. У нас был общий друг, художник Саша Холоденко, который нас познакомил в свое время - он раньше оформлял книги Пелевина. К сожалению, Саша умер. И у нас был период очень активного общения, когда мы хотели снять фильм по его книге "Generation П". Но у нас проект потом украли шарлатаны и сняли какой-то идиотский пасквиль.
А начинался этот процесс очень интересно. У нас появились деньги и наш гипотетический спонсор даже выделил нам свой самолет, который раньше принадлежал Нэнси Рейган - жене американского президента Рональда Рейгана. И у нас были очень интересные поездки в Китай по Даосским монастырям, которые вылились в одно из художественных произведений Пелевина. Мы какое-то время жили в отдаленных монастырях - медитировали, общались. Для меня самым интересным в этом проекте было участие самого Пелевина - творческого, мыслящего, радикального в подходах к кино человека. Он уже начал работу над сценарием, но мы совершили ряд ошибок, подумав, что привлекая неких партнеров мы лучше осуществим этот проект. И люди нас просто кинули. А сейчас я чуть изменил траекторию своего движения, стало меньше времени и мы в последние пару лет не виделись.
- Ты намерен и дальше проявлять себя в политике?
- Да, я буду сейчас наращивать потенциал, потому что, к сожалению, занятие искусством в России, да и здесь в Украине, практически лишены смысла. Есть иллюзия, что вот сейчас наши капиталисты привнесут в развитие нашего культурного пространства некие новые волны, как это происходит на Западе. К сожалению, все не так. Киевляне же поначалу обрадовались Пинчуку, но потом все увидели, что он везет какую-то "шнягу" с Запада за большие деньги и собственно создает там себе репутацию, а на Украину это никак не влияет.
- Кстати, мало кто знает, что именно ты сейчас Председатель Земного шара - преемник звания, которое учредил Велимир Хлебников. Это тебя к чему то обязывает?
- Только к адекватности и оригинальности мышления, открытости и желанию участвовать в культурных процессах. Но мало кто верит в такого рода должность и она мало кого интересует. Это приоритет небольшой группы лиц, которые понимают, что это такое. Должность появилась в рамках такого загадочного процесса как русский авангард. И я был связан с Марией Михайловной Синяковой-Уреченой, в которую был влюблен Хлебников и которая тоже была одним из председателей. От нее ко мне перешли рукописные документы, написанные Хлебниковым. И в данном случае очень важна преемственность.
- А мысль, что везде и постоянно нужно соответствовать этому званию, быть или казаться оригинальным, не тяготит?
- Если ты хочешь меня подвести к тому что - надеваю ли я галстук, когда иду в Кремль, то в принципе, надеваю, потом что там так принято. Но при этом я остаюсь собой, также как я им оставался и 25 лет назад, когда меня Лауреат Госпремии СССР пригласил из подполья сниматься в фильме "Асса".
Здесь главное - сохранять здоровый рассудок и понимать всю степень ответственности, в том числе и перед теми людьми, флаг которых мы несем. В моем случае, я обязательно продолжаю конкретное дело, которое мы начинали с композитором Сергеем Курехиным и художником Тимуром Новиковым в рамках и за рамками проекта "Поп-механика" и которое сейчас заканчивается толстыми книгами. Это огромный пласт культуры, который еще только ждет своих исследователей.
И возвращаясь к ключевым встречам в моей жизни, которые повлияли на мою судьбу, должен обязательно упомянуть своевременное знакомство с Борисом Гребенщиковым - я ведь приехал в Ленинград из провинциального Новороссийска, когда мне было 15 лет. БГ открыл мне доступ к книгам, которые тогда сложно было найти в библиотеках. Я читал много дореволюционной литературы и всякая тема для меня была откровением и открытием. С его же легкого слова меня все стали называть Африкой. Но это уже другая история.
А еще важнейшей для меня была встреча с американским композитором и философом Джоном Кейджем, который стал впоследствии моим учителем и повлиял на мою судьбу на загадочной территории Соединенных Штатов Америки, где я много и часто участвую в выставках, симпозиумах, семинарах, связанных с современным искусством.
По материалам Сегодня
